Покорность

– Николка? Зачем ты вылез из погреба?

Старик ухватил парня за руку, и тот не сдержал стона.

– Бедный мальчик, – пробормотал священник.

– Мне восемнадцать.

– Ничего не вижу. Начал забывать, – пожаловался старик. – Прости, не хотел обидеть.

Он наклонился, попытавшись поцеловать его руку, и неожиданно охнул, вцепившись в палку. Никол обнял его, ухватив за плечо, и потревоженные струпья снова захрустели. Он скривился, но не выпустил сухое тело, даже когда по рубахе поплыли тёмные пятна. Священник забормотал извинения, стараясь быстрее шевелить ногами. Благо, он жил недалеко, вниз по дороге, так что не пришлось идти мимо ревенанта, который провожал их потемневшими, заплывшими кровью глазами. Он уже не походил на доброго соседского деда, который стругал детям деревянные фигурки. В нём вообще не осталось ничего человеческого. Черты лица заострились и будто размазались. Исчезли даже шрамы, с которыми ходили все жители Колобро. Он стал другим и совершенно чужим. Никол даже прибавил шагу. Но от голодного взгляда по спине расползалась липкая плёнка, а низкий утробный рык заставлял идти всё быстрее.

Священник, согнутый болью в спине, едва двигался. Он почти ничего не видел, да и слышал в последнее время плохо. Стал путать день с ночью, а весну с осенью. Его ноги не желали гнуться, и пока они дошли до дома, дыхание вырывалось из его горла, как из кузнецких мехов. Никол завёл его на крыльцо и, поддерживая, распахнул дверь. Из сеней пахнуло тяжелым духом ладана. Старик с облегчением опустился на скамью.

– Под окном отвар из берёзовых почек, налей, – попросил он.

Никол нашёл потемневшую бутыль и нацедил полкружки. Подал и присел рядом на корточки. Священник сделал несколько жадных глотков и, прижав целебное зелье к груди, откинулся на брёвна.

– Не думал, что ты уже вырос, – грустно проговорил он. – Время остановилось той осенью.

В тёмных сенцах его скрюченный седой профиль с длинным носом и всклокоченной белой бородой напоминал болотного луня.

– Вы помните как всё началось? – спросил Никол.

– Отреклись от нас. Церковь мою закрыли, а самого извергли из сана.

– За что?

Старик шмыгнул носом и потёр покрасневшие глаза.

– Ты теперь взрослый, могу сказать, – протянул он. – За грехи мои.

Священник совсем сник и будто бы постарел ещё сильнее. Бледное лицо, испещрённое старыми шрамами и свежими ранами, теперь напоминало лик со старой закопчённой иконы, что висела в углу его избы. Он вздохнул раз, другой, третий и захрапел.

Никол вздрогнул от неожиданности.

– Отче, не спите!

– Кто здесь! – затрясся старик. – Изыди, нечистая…

– Это я…

– Николка? Ты чего пришёл? Хочешь помочь мне люд на службу собрать?

– Какая служба? Коленопреклонение пришло…

– Будь оно не ладно, – перебил священник. – Так чего же ты не в погребе?

– Мне уже восемнадцать…

– Да ты что! Не думал, что ты вырос. Время остановилось той осенью…

– Пожалуйста, расскажите из-за чего всё началось. Вы сказали про грех!

– Отреклись от нас…

– Знаю, знаю! – Никол даже вскочил. – И про ворота знаю, и про серебряный за каждого проклятого. Но из-за чего всё это?

Старик потупился.

– Давно мне кается пора. Давно! Чую, не доживу до зимы, – он заёрзал на лавке, но потом выпрямился. – Пекарева жена подговорила, что знахарка в падеже коров виновата, – он уставился на парня пустыми глазами. – Жениха она для старшей дочи приметила, а тот ни в какую. Она к знахарке прибежала, приворожи, мол, а та не стала. Вот дурья баба и взбеленилась. Оговорила её.

Священник тяжело закашлялся и отпил из кружки.

– Мужики поверили, – просипел он. – Меня к ней потащили. А когда мы в доме коровью фигурку из свечного воска нашли… не знаю, что с нами случилось. Знахарку и дочь её с ребенком в доме заперли, я хотел к престолу идти, чтобы разобрались, но мужики ждать не стали и подпалили. Даже кошака не пожалели.

Из белых глаз старика потекли слёзы.

– Дочи ейные кричали, а я испугался, не пошёл против людей. Никогда не забуду. Дочи кричали, а знахарка нет. Подошла к двери, что мы подпёрли, да сказала, что всех нас теперь ждут адские мучения за погубленные души, пока не образумимся…

– Проклятье можно снять? – встрепенулся Никол.

Священник допил отвар.

– Я пытался, – горько сказал он. – Молился до поздней зимы, пока не отморозил ноги. Каялся на пепелище, пока знахарка не пришла во сне.

– Как, отче?

– Обещала, что отзовёт слова, если чистая душа не побоится ту свечную коровку обратно к ней в дом вернуть.

Священник снова закашлялся и поставил пустую кружку на лавку.

– Я ходил туда и нашел коровку в золе, – он сунул руку за пазуху и достал свёрток пожелтевшей материи. – Когда калиго пришло в третий раз, я пошёл за ними. Хотел пожертвовать собой и вернуть коровку. Оно провалилось в пепелище, но меня не пустило, а вот зрение отобрало. Сказала: моё время не пришло, да и душа не чиста.

– Но как туда попасть?

– Живым туда дороги нет, – отрезал Семеон и спрятал свёрток обратно под рубаху. – Я пытался.

Он откинулся к стене, продолжая тяжёло дышать, пока снова не захрапел.