Покрашенный дом

Лежа в постели Рики и слушая сверчков, радуясь малейшим шевелениям вязкого жаркого воздуха, овевавшим тело при своем продвижении в сторону общей комнаты, я перенесся мыслями в Корею, которую вообще-то совсем не желал увидеть. Отец о войне никогда ничего мне не рассказывал. Ни одним намеком не упоминал. Конечно, были разговоры о славных приключениях отца Паппи и его победах в Гражданскую войну, но когда дело доходило до войн нынешнего столетия, от отца не много можно было услышать. А я хотел знать, скольких врагов он застрелил. И сколько битв выиграл. Я хотел увидеть его боевые шрамы. И задать ему тысячи вопросов.

— Никогда ничего не спрашивай о войне, — не раз предупреждала меня мама. — Слишком страшная это штука.

И вот теперь Рики был в Корее. Шел снег, когда он в феврале уезжал от нас, — это было на третий день после его девятнадцатилетия. В Корее тоже было холодно. Это я узнал из передачи по радио. Мне-то здесь, в его постели, было тепло и безопасно, а он сейчас сидел в траншее и стрелял, и в него тоже стреляли.

Что будет, если он не вернется?

Этим вопросом я мучился каждый вечер. Я думал о том, что он погибнет, и начинал плакать. Мне не нужна была его постель. Мне не нужна была его комната. Я хотел, чтобы Рики вернулся домой, чтобы мы опять играли в бейсбол, обегали базы на нашем переднем дворе, бросали мяч в стену амбара и вместе удили рыбу в Сент-Франсис-Ривер. Для меня он был скорее старшим братом, чем дядей.

А ребят там убивали, очень многих. Мы молились за них в церкви. В школе все время шли разговоры о войне. В данное время Рики был единственным из всего Блэк-Оука, кто попал в Корею, и это окружало нас, Чандлеров, каким-то странным почетом и уважением, на которое лично мне было наплевать.

— Письма от Рики были? — это был самый обычный вопрос, которым нас встречали всякий раз, когда мы появлялись в городе.

Были или не были, значения не имело. Наши соседи просто пытались выглядеть заботливыми и сочувствующими. Отец всегда отвечал вполне вежливо, а Бабка и мама даже задерживались на несколько минут — поговорить о его последнем письме.

А я всегда отвечал одно и то же:

— Ага, были. Он скоро вернется.

Глава 6

Сразу после завтрака я спустился вслед за Бабкой с крыльца, и мы пошли через передний двор. Она двигалась очень целенаправленно, прямо-таки Доктор Бабка, совершающая ранний утренний обход и страшно довольная тем, что в ее полном распоряжении оказался настоящий, действительно больной пациент.

Спруилы сгрудились возле своего импровизированного стола и быстро поглощали пищу. Ленивый взгляд Трота немедленно оживился, когда Бабка произнесла «Доброе утро» и направилась прямо к нему.

— Ну, как Трот? — спросила она.

— Гораздо лучше, — сказала миссис Спруил.

— Да просто отлично, — сказал мистер Спруил.

Бабка пощупала Троту лоб.

— Температура была? — спросила она.

Трот отчаянно замотал головой. Конечно, вчера ведь никакой температуры не было, откуда ей взяться сегодня?

— Голова не болит?

Трот явно не очень-то знал, что это такое, равно как и остальные Спруилы. Думаю, что он всегда, всю свою жизнь, был больной на голову…

Тут мистер Спруил сам занялся Тротом, вытерев ему рукой рот и смахнув каплю сладкого сорго с губы.

— Мы думаем взять его с собой в поле. Усадим в тени, под прицепом.

— Если натянет облака, он тоже сможет собирать хлопок, — добавила миссис Спруил. Было ясно, что Спруилы уже все решили насчет Трота.

Черт бы вас всех побрал, подумал я.

Рики в свое время научил меня нескольким ругательствам. Обычно я практиковался в их применении в лесу, возле реки, а потом молился, прося отпущения грехов.

А я-то уже предвкушал еще один день безделья во дворе в тени деревьев, присматривая за Тротом, играя в бейсбол и вообще наслаждаясь жизнью.

— Может быть, — сказала Бабка, раздвигая Троту веки большим и указательным пальцами и изучая его широко раскрытый глаз. Трот испуганно косился на нее вторым глазом. — Ну ладно, я все равно буду поблизости, — сказала Бабка, явно разочарованная.

За завтраком я слышал, как она сказала маме, что, по ее мнению, самым лучшим лекарством в данном случае будет хорошая порция касторового масла с лимоном и отваром какого-то черного растения, которое она выращивала на подоконнике. Я даже жевать перестал, когда это услышал. Это было ее старое средство на самый крайний случай, она его и на мне несколько раз пробовала. Это было почище любой хирургической операции! Все мои болячки тут же как рукой снимало, когда эта отрава прожигала меня всего, с головы до пальцев ног, продолжая жечь и после этого.

Однажды она приготовила такое «верное средство» для Паппи, когда у того был запор. И он два дня не вылезал из сортира, неспособный ни к каким работам. Он все время просил воды, и я мотался взад-вперед, таская ему эту воду в кувшине. И думал, что он ее убьет, когда выйдет. И когда он наконец вышел — бледный и даже несколько похудевший, — то тут же решительно направился к дому, такой злющий, каким его никто никогда не видел. Родители немедленно запихали меня в пикап, и мы уехали подальше на целый день.