– Если вы говорите о Хаджибекове, то я совершенно уверен в том, что он никогда бы не пошел на такое похищение или покупку краденого. Не того полета человек. Ведь вы его имеете в виду?
– И все-то вы знаете. Но вы не знаете, сколько сейчас появилось разного рода «нуворишей», которые ради обладания какой-нибудь сенсацией или чем-то необычным готовы выложить миллионы.
– Миллионы выложить готовы – это правда. Но когда вы зададите вопрос: «Зачем им покров?», то поймете, что внятного ответа нет. Да они понятия не имеют, что существует покров Богородицы, что находится он в Шартре. Я думаю, они и про такой город никогда не слышали. Это не Париж и не Лазурный берег. А чтобы заплатить за некий товар деньги, они должны знать, что это «нечто» принесет им какие-либо дивиденды. А какие дивиденды может принести краденый покров? Они даже показать его никому не смогут. Я не прав?
– Правы. Конечно, правы. Это я так, для убедительности спросил, – Максим улыбнулся.
– Далее идут сумасшедшие какие-нибудь или религиозные фанатики. Почему нет? Но это должен быть фанатик-миллионер. Вы таких знаете у нас – в России? Я не знаю. Наверное, среди миллионеров много фанатиков, но только не религиозных. И если это и был какой-нибудь сумасшедший, то, скорее, французский фанатик: долго замышлял, вынашивал идею, жил ею и, наконец, украл. Но французские полицейские от этой версии отказались. Следовательно, мы тоже можем отказаться. И что у нас остается? – спросил Лисовский, глядя на Максима и ожидая ответа.
– Остается у нас одно, – Макс встал с кресла и прошелся по кабинету, – остается одно: святыню похитили в надежде на чудо, так сказать, в надежде на чудодейственные свойства покрова.
Макс подошел к окну, остался стоять спиной к Лисовскому, помолчал, потом, медленно повернувшись, сказал:
– Но получается, что это сумасшедший. Человек, который верит в чудо покрова – сумасшедший. И миллионер, потому что оплатить такую кражу может только человек с большими деньгами. И я все равно не понимаю.
– Чего вы не понимаете?
– Допустим, человек верит в силу христианских святынь, скажем так, он человек религиозный. Тогда, во-первых, почему не попытать счастья (то есть чуда) у наших русских православных святынь? Говорят, есть иконы, которые помогают, есть святые мощи, паломничества по святым местам, молитвы, наконец. Можно ведь поехать на поклонение и в шартрский собор.
Второе, что меня смущает, я не понимаю, почему не обратиться к науке. Сейчас медицина может творить не меньшие чудеса. Женщины могут иметь ребенка благодаря экстракорпоральному оплодотворению. Даже среди моих знакомых есть такая супружеская пара, у которой долгое время не было детей, они обратились к медицине, воспользовались этим методом, и у них недавно родилась здоровенькая дочь. И церковь не осуждает такое зачатие, так как считается, что ребенок рождается по желанию и любви, а медицина только помогает женщине его зачать и выносить.
И, наконец, третье, на мой взгляд, самое важное. Если человек верит в чудо христианской святыни, он должен быть по жизни верующим человеком. А как может верующий человек совершить такой поступок – украсть святыню, принадлежащую всему христианскому миру?! А ведь при этом был убит человек! Даже если убийство произошло непреднамеренно, как считают французы, все это безнравственно и аморально. Как можно рассчитывать на божественное чудо, когда совершаешь такие безбожные поступки? Я не понимаю. – Максим был возбужден, то садился в кресло, то вставал. Он думал об этом много раз, но вот сейчас наконец-то высказался вслух. Потом обратился к Лисовскому: – Вы можете объяснить мне?
– Максим, вы рассматриваете ситуацию с точки зрения нормального законопослушного гражданина. И совершенно естественно, что вы не понимаете. Но когда киллер убивает, он не задает себе вопросов «зачем и почему», когда вор ворует, он не обременяет себя размышлениями о морали, когда чиновник берет взятки и покупает на эти деньги дворцы, яхты, машины, он не думает о том, что ему придется отвечать за все эти действия перед высшим судией. И многие из этих людей ходят в церковь, молятся, просят благословения. Поэтому ваши рассуждения заслуживают уважения, но, простите, они наивны. Вы ведь сыщик. Вы должны выстраивать версии, а потом подтверждать их или опровергать.
– Я все понимаю. Но ведь это не обычная кража. Это не картина из музея, не старинные драгоценности, даже не похищение человека. Это все я могу объяснить, потому как понимаю, с какой целью люди это делают. А здесь, поверьте, мне очень трудно определиться. И поэтому такой очевидный мотив мне кажется настолько невероятным, что в это трудно поверить. Но ведь кража была, значит, кому-то это было нужно. Увы.