— Но разве это не ложь о том, кто ты и о прочей легенде?
— Ни разу. Моя семья и впрямь не хочет видеть их рядом со мной и желает, чтобы я принял новый статус полностью. А статус у меня подходящий. Так что даже сумею, если что, изредка навещать их или посылать письма, узнавать, как они там.
Теперь в голосе Ноя слышалась практически мечтательность, и Аллен был этим настолько удивлён, что осмелился запустить во вьющиеся волосы Тикки пальцы и всё-таки лёг рядом. Во время этой нехитрой смены позы Микк пристально наблюдал за ним из-под чёрных, густых ресниц, которые порой вызывали у Аллена некоторую зависть: мальчик искренне считал, что иметь белые ресницы это тоже уродство. По крайней мере в его возрасте.
Впрочем, как уже говорилось, со своим уродством он был слишком давно знаком, чтобы успеть смириться. И не только смириться, но и крепко вдолбить в свою голову до самого основания черепушки, что все его отклонения уродство и есть. А часть отклонения и того хуже — проклятие. Наверное, именно потому он так легко проглотил обиду, впервые встретившись с Юу и услышав о том, как тот называет его проклятым таким тоном, будто это что-то мерзкое.
Да и не могло быть проклятие Маны мерзким.
Аллен улёгся рядом на бок, почувствовав себя неожиданно скованно, будто он лёг не рядом с Тикки, а вот прямо на него с определёнными намерениями. И юноша был уверен, что лицо его сейчас всё больше приближается если не к цвету свеклы, то помидора точно. Горели уже не только щёки, но даже шея. И ещё тепло скапливалось внизу живота, в паху, и штаны становились всё более тесными. От того и движения руки, перебирающей волосы Тикки, тоже становились всё более дёрганными.
Как можно смотреть на человека так, словно он десерт?
И так, что человек сам себя этим самым десертом начинает ощущать.
— Наверное, так будет лучше всего, — с трудом, но всё же вспомнил, о чём они с Тикки вели речь произнёс он. — Надеюсь, твои друзья поверят и не станут лезть в это дело слишком глубоко.
— Они поймут. Должны понять. Думаю, они уже подозревали что-то подобное. Или прямо противоположное. Меня волнует кое-что другое…
Рука Тикки перехватила ладонь юноши, опуская к своему лицу и слегка касаясь сухими губами. И Аллен был почти готов услышать в ответ что-то пошлое про себя.
— Может, они уже и забыли обо мне?
— Ты боишься, что не был для них важным человеком? — с трудом удержался от смешка Уолкер.
— Нет…
— Но именно это ты и сказал! — указательный палец ткнулся в губы мужчины.
— Не это. — Тикки смерил ладошку с вытянутым пальцем сердитым взглядом и приподнялся на локте. Теперь он был немного выше Аллена, и юноша, сам того не понимая, перевернулся и приподнялся тоже, чтобы следить за дальнейшими действиями Ноя.
— Знаешь, я, кажется, понимаю, почему именно ты на меня так действуешь, — легонько опуская юношу обратно на кровать, протянул Тикки. И его довольные мурлычущие интонации подсказали подростку, что сейчас начнётся то, чему положено начинаться после ужина в гостинице, когда вы остаётесь вдвоём.
— А? — и отчего он так отчаянно робеет, даже когда знает, что сейчас будет? Робеет и при этом ощущает всё нарастающее возбуждение, разливающееся внутри томящей тяжестью и теплом, когда этот сильный мужчина (о боже, ему действительно нужен именно сильный мужчина?) навис над ним, ничего не предпринимая, но рассматривая так, словно никогда не видел ничего прекраснее.
— А как можно игнорировать или грубить столь привлекательной совести?
А Аллен всю жизнь прожил, считая себя уродом.
— Я не совесть, — невнятно пробурчал он, отворачиваясь и краснея. Снова. А ведь по сути он уже второй раз в такой ситуации. Только вот первый раз в постели. — Я пробуждаю её своими вежливыми пинками.
Тикки медленно опустил голову, переведя взгляд на ноги юноши, беспардонно толкнулся между них коленом, раздвигая и коснувшись бедра кончиками пальцев, прошептал очень тихо, но очень выразительно:
— Связать?
Дрожь прошила тело так, словно это было далеко не слово. Словно Аллен столкнулся с оголённым проводом, находящимся под очень высоким напряжением. Таким высоким, что он наверное уже и не жив.
— Мне тут пинки не нужны лишние, — продолжал тем же тоном свои рассуждения Тикки, начиная расстегивать рубашку своего юного любовника и улыбаясь. Аллен облизнул губы, ощутив острую необходимость срочно пойти напиться воды, так как в горле пересохло.
Или просто пойти куда-нибудь отсюда. Да куда угодно. Только не оставаться вот так под Тикки в томительном ожидании.
Ожидание оказалось недолгим. Расстегнув рубашку на юноше, Тикки прошёлся голодным взглядом по юному телу и дал ему ровно то, чего оно и желало. Свою ласку, свой жар, своё рвение и желание, позволяя чувствам внутри Уолкера гореть, полыхать, прорываться наружу в виде сдавленного стона и почти невнятных просьб не то продолжить, не то остановиться.