Покров Шута (СИ)

В такие времена они не могли позволить себе наслаждаться лишь обществом друг друга и подражать нелюдимому Одарённости. Впрочем, сегодня и он спустился в общий зал и пристроился у самого окна под светом огромного, ветвистого подсвечника снова со своими бумагами и снова в свободных, но закрывающих почти всё его тело одеждах. Майтра действительно не любил чужих прикосновений и редко появлялся хотя бы с открытыми руками или лицом. Особенность характера, передающаяся из поколения в поколение, из жизни в жизнь.

Страсть, сегодня совсем бесстрастная, примостилась на полу, опираясь головой на подлокотник большого, мягкого со всех сторон кресла Графа. Такая свободная и простая. Странно видеть её такой, припоминая, что в обычное время деловые костюмы всегда скрывают её тело, а все мысли обращены только на желание быть максимально полезной для Графа.

Узы утомлённые, взмыленные, единым комком расположились на диване, устроив головы друг у друга на плече и согнув свои тела невозможным, но, очевидно, удобным для них способом. В этой таинственной и тихой обстановке они, несмотря на нелепость поз, смотрелись куда более взрослыми, нежели раньше. А может, и впрямь повзрослели? Если от косметики они так и не отказались, то их одежда стала менее вызывающей и кричащей, хотя и не всегда корректной. Шума от них так же было гораздо меньше, чем прежде, ни на какие задания и миссии они не рвались — знали, что не пустят, пока Правосудие не решит, что они готовы.

Алчности в связи со всем этим даже хотелось увидеть их новую общую форму, их новое, самое сильное, единое тело. Да и вообще узнать, чему они научились, но Правосудие был категорически против того, чтобы выпускать Джасдеби до того, как закончит курс их тренировок. Первый курс…

Алчность не нуждался в подобном подтягивании собственных возможностей и вздыхал по этому поводу с облегчением. Смутно помнил, как веков этак пять назад он сам попал ко Второму Ною… Незабываемые ощущения, очень яркие воспоминания. Повторять подобное не хотелось ни в коей мере. Ещё раньше, девять веков назад развивали одновременно ещё и его Дар с помощью различных выкрутасов Одарённости. Вообще, составляя свои программы, Правосудие именно с ним и консультировался по поводу своих даров…

Правосудие… Второй Ной.

Знали бы кто за пределами Семьи, что это был единственный Ной, который мог безнаказанно легко и просто убить любого из них. Всего-то до следующего перерождения, конечно, но при случае мог и повесить условия на следующую жизнь. Правосудие был Палачом Семьи Ноя — вот как называли его. И инструмент у него был как раз подходящий. И если инструмент появлялся, то обязательно обрывалась чья-то жизнь.

И мало кто догадывался, что Четырнадцатый, благодаря своей власти над Ковчегом, сумевший убить почти всю Семью, не сумел уничтожить Правосудие… Второй Ной убил себя сам, схитрил, провёл атаку, которая убивала и его самого (заслуженное наказание за то, что проглядел подобное, очень даже в стиле Второго), и оставил Неа Уолкера обезвреженным калекой без дара и способностей…

Тысячелетний Граф его всего лишь добил. Проявил, так сказать, милость. В свете появления Исполнителя на военной сцене Граф некоторым образом всё же раскрыл перед членами Семьи историю Четырнадцатого. Видно, ему самому было нелегко вспоминать. И Алчности, уже благодаря собственным качествам, прозорливости и опыте видения интриг даже международного масштаба, было не так уж сложно вычислить, что Граф не желает на деле смерти опасного Шута. Он желает получить его в свои руки и выведать всё, что тот знает о Четырнадцатом, о Ковчеге и о Ноях.

Новая семейная драма, огромный скелетище в их распахнувшемся на всеобщем обозрение шкафу. Алчность ощущал себя грязным, когда понимал, что все эти людишки в Ордене наверняка чешут языками по поводу случившегося сорок лет назад несчастья, злорадствуя, опасаясь и торжествуя. Ну, пусть болтают, пока у них есть на то время и возможность.

— Хмм… — задумчиво протянула Роад у Шерила над головой, вцепляясь в только отчищенный апельсин своими длинными, тонкими пальцами. — Сколько ты там уже стоишь?

Вопрос, озвученный девочкой, прозвучал довольно громко в их общем молчании, но ничуть не разрушил обстановку. Алчность даже лениво, не выдавая заинтересованности, обернулся, чтобы посмотреть, к кому она обращается.

— Часа два, наверное.