Читаем Покров Шута (СИ) полностью

Аллен кусал губы. Пытался понять, что это может значить. Новый проект отбирает людей? Для чего? Что за проценты? И почему они относятся к этим людям так настороженно? Что здесь происходит на самом деле? Какая-то мысль крутилась близко-близко, но никак не могла сформироваться.

— Я не знаю, — во рту пересохло, говорить было сложно. Но он стоял уже совсем рядом с парнем, и тот всё слышал. — Вообще-то это Чёрный Орден. Ой, а вы не будете рассказывать, что я здесь был и рассказал вам обо всём?

— Нет, — парень усиленно закрутил головой. — Я здесь почти всегда один. Скучно и с ума сводит иногда. Слишком уж… жутко. Я буду только рад узнать хоть что-то. Может, ты ещё сможешь потом прийти?

— Не знаю… — вздохнул Аллен, присаживаясь рядом. — То есть, может быть, и смогу, кто знает? Если здесь и впрямь так безлюдно…

— В это время — почти всегда. Тут по дням недели ориентироваться надо, только я недавно сбился, — парень тряхнул головой и скривился, как от очень сильной боли. Так кто ты и где я? Что за Орден?

— Кто я? Я Аллен, — решил-таки открыть своё имя парень, воровато оглядываясь на дверь, но решая остаться. Что-то внутри него было уверено, что это правильное решение. Единственное правильное — попытаться поддержать этого человека и узнать, что творит Орден.

— Приятно познакомиться. За последние месяцы действительно впервые приятно, — парень улыбнулся, и Аллен подумал, что не даст ему больше восемнадцати. Парень протянул правую руку, подтягивая и вторую, соединенную тонкой и, казалась бы, незначительной цепью. — А я — Вайзли.

====== Глава 29. Кислый мир. ======

Гвоздь был кислым. Настроение ещё более кислым. Небо за окном кисло и грозило в любую минуту разразиться страшным дождём или даже штормом. Реальность обретала очертания гигантского, ядовитого лимона.

Итак, кислый центр этой системы — недоверие к своим же. Откуда взялось? Из колючих предчувствий? Из собственной наблюдательности? Этот Проект не давал покоя. Не давал покоя так же, как парень, подопытный, схваченный непонятно по какой причине, запертый и подвергающийся исследованиям. Щадящим исследованиям, потому что процент был мал.

Процент чего?

А кто знает?

Но Уолкеру казалось, он близок к разгадке, так близок, что стыдно не догадаться, стыдно! Он должен был понять, всего лишь взглянув на этого узника, понять, почувствовать.

Внутри ворочалось, ёрзало и холодило. Холодило так, что Аллену не терпелось юркнуть в объятия ни кого иного, как Тикки Микка.

Вот тоже — приличная кислость, при встрече волшебным образом преображающаяся в хмельную сладость.

Кисло было от того, что хотелось в Ковчег, в комнату управления, но Комуи всё никак не мог состыковать прошение об этом. Войти в комнату мог только Аллен, Ковчег не давал ему даже провести туда кого-либо с улицы, а потому начальство опасалось оставлять его с такой большой властью: куда хочешь беги, какие хочешь врата закрывай или открывай. Уолкер порой усиленно задумывался о том, что они себе напридумывали о мотивах молодого экзорциста.

Ещё кислинка — это начальство, присутствующее всё ещё в Башне. Небольшая кислинка, потому что Аллен встречался чаще всего только с Линком, а против него ничего особенного и не имел.

Кислинок поменьше было и того больше. Одна вон во рту. Другая в том, что его в тренировочный зал не пустили, у них там какая-то несущая стена оказалась повреждена после чьих-то долгих споров. И Уолкер видел лишь двух возможных виновников этой беды: Комуи с его препаратами-взрывчатками или Канда… Да просто потому что он Канда.

Но тренироваться его не пустили. Наружу — тоже. Об этом попросили ещё перед обследованием, и Аллен, хоть и засыпал на ходу, но всё равно запомнил, что просил Линк, что Линк не особо с ним зверел, даже вон в город отпускал, и что не стоит его подставлять.

Но энергия после сна восстановилась в полном объёме, а девать её было некуда. Ещё одна кислая область бытия.

Одно было хорошо – Аллен не страдал в одиночестве; рядом сидел Лави и ныл, откровенно ныл о бросившем его в самой гуще идиотизма Книжнике. Причитания и стенания так и лились полноводной рекой, юный книжник имел не маленький словарный запас и отличную фантазию. Аллен даже ставил в памяти галочки напротив некоторых понятий, впрочем, осознавая, что никогда не посмотрит их значения на самом деле. Иначе сидел бы с блокнотом и кропотливо записывал.

А он сидел с большим длинным гвоздём, шляпка которого, как и пара дюймов длины, скрывались за плотно сомкнутыми губами, и пытался понять, чего ему не хватает для полного счастья.

Еды — подсказывал желудок. Но Уолкер только час как вернулся с плотного «зелёного» обеда и знал, что дело не в этом.

— Хочу чего-то, чего сам не знаю, — наконец вслух выразил он свои метания.

Ну да, Аллен бесцеремонно прервал излияния Лави, но ведь когда-нибудь это сделать было необходимо, ведь так?

Так!

— Сиди и хоти дальше! — раздражённо отозвался тот, шмыгнув носом, но в следующее мгновение рыжего, кажется, осенило. — Секса ты хочешь!

— Гениально.

Лави смерил его недоверчивым взглядом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство