Всё когда-нибудь происходит впервые — теперь он понимал это как никогда ясно и верно. Особенно то, чему суждено случиться. Его всегда тянуло к воде невидимыми канатами, кто-то, или что-то желало притянуть его к воде и заставить нырнуть сюда. И теперь он изначально здесь.
Ноги наконец-то сумели принять на себя вес непослушного тела, руки всё так же тряслись, отчаянно не хватало тепла, но Аллен уже определил свою цель и готов был идти к ней до последнего. Он искал озеро. Через него можно было упасть в более приветливый, только расцветающий мир, который казался более правильным.
Но сейчас, сейчас…
Ветер продолжал наматывать круги по этой дикой пустоши, в тысячный раз обходя покинутые всеми владения, потирая бока о старинные развалины. Или, может быть, даже древние развалины? Аллен не знал, сколько им лет. Но он чувствовал кое-что иное: этот мир был настоящим.
Он не смог бы объяснить это словами, не существовало слов, которые могли бы передать его эмоции и чувства. Но этот буйный, погребальные ветер, эти поваленные деревья, громоздящиеся вдали, выгоревшие дотла строения – всё это казалось слишком реальным. Болезненно стискивающим сердце и заставляющим скапливаться в уголках глаз необъяснимые слёзы.
Он оглянулся назад, отлично зная, что там увидит.
Не было спокойной глади озера, она волновалась и покрывалась рябью и почти вся была покрыта осколками, что Аллен раньше наблюдал лишь снизу. Или сверху – как объяснить странное расположение этих двух миров, приклеенных к одному основанию, он не знал. Он лишь постепенно, отмечая мелкие царапины или искусные вырезы, поднимался взглядом по громадному нагромождению блоков. Всё выше и всё дальше от озёрной глади, грани между этими странными мирами, оживающим и погибшим.
И сегодня на вершине снова не было никого. То ли он придумал хохочущего безумца, то ли тот исчез, когда Аллен не захотел к нему пробираться, то ли юноша и был тем безумцем.
Взгляд опустился вниз.
Отсюда было сложно разглядеть зеленеющие первой листвой уже не такие страшные как прежде деревья того мира, в который Аллен попадал до этого. Под высоким нагромождением обломков не было видно плавучих могил, но Аллен был уверен, что они всё ещё существуют. Понимал, что тот мир продолжает расцветать, а вот этот — холодный и мёртвый, навеки погибший. И вместо сотен и тысяч могил здесь была лишь одна — это нагромождение, этот своеобразный памятник, состоящий лишь из жалких фрагментов былой, ныне окаменевшей жизни. С другой стороны были могилы людей, а это… это могила целого мира.
Могила мира.
Аллену было трудно дышать.
Он и сам уже не чувствовал себя живым, не вполне понимая, что произошло, но трагедия врывалась в его существо с бесцеремонной болью, которую невозможно было сдержать. Два мира отражения, один из которых лишь зацветал и казался ненастоящим, а второй умер.
Что они значат? Какой из них является истинным? Должен ли Аллен вообще пытаться перебраться на ту сторону, уходить от боли? Разве трудности когда-нибудь пугали его, заставляя отступать и искать простые дороги? Разве он имеет право не быть здесь, не поддерживать хоть собственной жизнью этот замерзающий мир?
Что правильно? Что является настоящим?
Что?
Он стоял на коленях у самой кромки неспокойной воды и понимал, что не может так просто променять одно на другое. Должен отойти или сделать что-то для пробуждения. Или, быть может, он попал сюда, чтобы что-то понять и не имеет права на ранний выход?
И если это сон, то не слишком ли много в нём смысла? Смысла, который его разум постигнуть не в силах!
— Интересно, чья это могила…
Шёпот, шорох, шебаршение. Аллен не мог точно ответить, слышал ли он эти слова или они пронеслись в его голове. Но, похоже, он опять был здесь не один.
— Она уж слишком подозрительна для противовеса тысячам обычных…
— Обычных чего? — Аллен едва разомкнул губы, но вопрос получился довольно громким, испугавшим в первое мгновение его самого. Не то боялся, что обнаружит какой хищник его, не то чего-то ещё.
— Могил, разумеется. Разве мы не о них?
Голос, странный голос, единственная приходившая Уолкеру в голову ассоциация — тёмный. Бывает же, люди звукам цвета приписываю, вот и Аллен приписывал звучанию этого голоса тягучий чёрный, сплошь покрывающий всё, до чего дотянется. Но он раздавался снизу, из-под земли, если быть более точным, из другого мира. И был знаком. Во время своей первой прогулки Аллен слышал не только безумный смех, но и кого-то ещё. Того же, кого и сейчас. Тогда он звал его по имени, хотя имени Аллен и не слышал.*
Впрочем, если вспомнить, что после этого он ещё и с луной общался, с той, которая светит, то можно объяснить или придумать что угодно.
— Что здесь происходит?
— Ничего.
— А что здесь происходило?
Ведь не сами по себе возникли эти руины?
И почему он никак не может смириться с тем, что это всего лишь сон?
Тишина в ответ – либо не знает, либо скрывает.
— И что мне делать?
— То, что считаешь нужным.
— А что я считаю нужным?
Аллен ожидал, что в ответ рассмеются, но собеседник из соседнего мира ответил всё так же серьёзно.