Покровитель птиц

Он был ярко одарен и как художник, и как музыкант. После службы в кавалерийском полку он окончил три курса архитектурного факультета и лишь затем всё же поступил в Ленинградскую консерваторию. Еще будучи студентом класса М. Ф. Гнесина, стал известен. Но через несколько недель после получения им композиторского диплома началась война, в которой Клюзнер участвовал от первого до последнего дня. В конце 1945 года старший лейтенант, только что командовавший аэродромом[3], вернулся из Вены домой — здесь в блокаду умерли его мать и младший брат. Во второй половине 1940-х Клюзнер был избран заместителем председателя Ленинградского отделения Союза композиторов, впоследствии был членом Правления. Надо сказать, что архитектурные штудии Клюзнера не только стали неотъемлемой частью всей его жизни, но сыграли серьезную роль в его деятельности в Союзе. Вспоминают, что именно он выбрал особняк Гагариных, тогда, конечно, находившийся в совсем ином состоянии, — здесь расположился Дом композиторов. (Позже он спроектировал свою дачу в Комарове, ставшую многолетним центром притяжения интеллигенции.) Глубоко порядочный, бескомпромиссный, резкий, Клюзнер всегда боролся с невежеством и хамством. Всю жизнь он опекал нуждающихся, поддерживал неравнодушных, чем снискал симпатии художников и неприязнь чиновников. Закончилась его деятельность в Ленинградском союзе в 1960 году самым нелепым и прискорбным образом. Поводом стал ничтожный бытовой инцидент, последствия же наступили невероятные. Клюзнер вышел из Союза, уехал в Москву, обменяв свою квартиру на комнату в коммунальной квартире. Сочинения его исполняли редко, одолевали болезни… Фронтовой офицер, той же породы, что Виктор Некрасов и Борис Слуцкий, он был прямодушен и смел. Клюзнер вряд ли был диссидентом — он был идеалистом. О том же свидетельствуют и лучшие сочинения Бориса Лазаревича. В его творческом облике сосуществовали возвышенность романтика — и темперамент авангардиста, строгость и лаконизм Баха — и еврейская меланхолия, воспринятая через малеровскую горечь. Бесспорно здесь и влияние мощного дара Шостаковича, да кто его избежал в поколении Клюзнера? Пожалуй, немногие. Но Клюзнер, как и Вайнберг, Уствольская, Борис Чайковский, следуя за Шостаковичем, нашел собственный путь. Бросается в глаза скромный объем списка его сочинений. Клюзнер проявлял исключительную требовательность к себе. Четыре симфонии (последняя, ораториального плана, не окончена), Фортепианный и Скрипичный концерты, инструментальные ансамбли, тонкие вокальные сочинения… Клюзнер был среди тех немногих ленинградских авторов (наряду с Галиной Уствольской и Вадимом Салмановым), чью музыку исполнял Евгений Мравинский (ему посвящена Вторая симфония Клюзнера). Его играли и Курт Зандерлинг, и Арвид Янсонс. Большой интерес в профессиональной среде вызвала его не исполненная, но изданная Третья симфония (финальный эпизод написан на текст японского поэта Ясуёси). В ней композитор одним из первых использовал электронные музыкальные инструменты. Он был подлинным мастером и в сфере киномузыки, которая много лет его кормила — в сотрудничестве с режиссером Александром Абрамовым работал над такими фильмами, как, например, «Ведьма» по Чехову (картина была показана в Каннах). Среди наиболее ярких сочинений Клюзнера — фортепианное трио, покоряющее глубоко личной интонацией. Огромное впечатление на слушателей многих залов России и Европы произвел Скрипичный концерт в исполнении Михаила Ваймана — суровая героика крайних частей и проникновенность второй, мелодию которой Генрих Орлов сравнивал с незабываемой флейтовой мелодией из глюковского «Орфея». Концерт для двух скрипок с оркестром, исполненный Михаилом Вайманом и Борисом Гутниковым. тоже стал большим событием в музыкальной жизни Ленинграда.

К его выношенным, глубоким суждениям прислушивались и музыканты, и литераторы, и инженеры. Он пользовался неизменным уважением коллег, авторитетом у всегда окружавшей его молодежи. Москвичи, как и петербуржцы, считают Клюзнера «своим». В столице он прожил с 1960-го до своего ухода в 1975-м. И всё же вынужденный отъезд серьезно сузил его творческие возможности. Борис Клюзнер умер в Комарове, где жил каждое лето, здесь и похоронен. Неторопливо и неуклонно возвращается к слушателям его музыка. Ей суждено пережить и автора, и его столетие, чтобы быть услышанным временем нынешним и будущим. Сегодня исполняются его Скрипичный концерт, Трио, а завтра — будем верить — придет время долгожданной премьеры его Третьей симфонии…

Константин Учитель