Покровитель птиц

— Загадка. Сначала не мог я получить разрешение на постройку Комаровского дома по собственному проекту, требовали выбрать один из типовых, что это такое, почему дом бревенчатый, зачем такая крутая крыша, дом надо обшить вагонкой и покрасить — ну, и так далее. До чего доходился я по чиновникам, что хватил меня инфаркт. В итоге, разрешение я получил, началась стройка, пока очухался, пока строил (потом достроить не мог, сидел без денег, не исполняли мои произведения и не покупали, поссорился я с начальством, наказывали за длинный язык), время прошло. Из поселка в Комарово наезжал на телеге человек, привозил молоко, творог; разговорились из-за его лошади, она внешне чуть напоминала мою Розу. Молочник, муж молочницы, согласился подвезти меня до поселка, а полчаса спустя жена его — привезти обратно. По дороге расспрашивал я возницу своего про дом в лесу, но он о нем понятия не имел, что вы, у нас хозяйство, некогда, а за грибами ездим в Приморск, на свое заповедное место. Искал я, как большой Мольн, маленький замок, но не нашел. Он исчез, словно летающая тарелка его унесла. Вернулся ни с чем. Решил — спутал направление в лесу, в прошлый-то раз шел с другой стороны. Зимой по случаю оказался я по подвернувшейся путевке в Доме отдыха ВТО, что на Ленинградской улице, ближе к Репину. Там было очень хорошо, протопленный деревянный дом, уют гостиной, где у камина финского собирались в кружок театральные дети, шушукались, писали записочки, играли во что-то. Тогда в ВТО отдыхал Вадим Шефнер, очень славный человек, приятель Ниночки и капитана Ч.; мы подружились. Я там настолько приободрился, отъелся, отоспался, что стал на лыжах ходить. И пришло мне на ум добраться до поселка да поискать пропавший красный дом, поскольку, думал я, на снегу в графических деревьях красное на белом видно издалека. Взял лыжи, натянул лыжную шапочку, Шефнер снабдил меня отличным биноклем, принадлежавшим еще его деду, дальневосточному адмиралу, и отправился я по лыжне вдоль 2-й Дачной, точно незнамо чей лазутчик призрачных зимних военных действий, словно подросший туруханский младенец.

— Какой младенец? — недоуменно спросил Захаров.

— Вам ваш индеец расскажет, это его сюжет. Сколько ни бродил я по опушке, ни наводил бинокль на деревья, никаких признаков пятна кораллового цвета не обнаружилось. Ни с чем вернулся. И до сих пор не знаю, что это было. Галлюцинация?

— А в каком году видели вы вашу Красную дачу?

— Точно не скажу, во второй половине пятидесятых.

— Отгадка загадки проста, — сказал Захаров. — То было время лихорадочного строительства дач и домов. Разобрали ваш замок на кирпичи, и самым неволшебным образом превратился он в свинарник, коровник, правление колхоза или охотничий домик для высокопоставленных партийцев на дальних кордонах.

Клюзнер возвратился домой в прекрасном расположении духа, однако прогулка принесла такую усталость, что вечером не читал он, лампу зеленую погасил быстро, уснул, как провалился.

И приснилась ему другая тихая жизнь. В ней спал он в той же своей верхней горенке, а в соседней спала жена его с детьми, спал кот на крыльце, собака в будке. В нижней комнате смотрел в окно портрет Баха.

Он спустился во сне на кухню попить воды.

Бах спросил его с портрета:

— Знаешь ли ты, как по-немецки «ручей»?

— Нет, — отвечал он.

— Bach, — сказал Бах.

Глава 63 ИНОГДА

— Правильно ли я понял, — спросил индеец, — что ты иногда разговариваешь с портретом Баха?

— Да.

— И он тебе отвечает?

— Когда сочтет нужным, — ответил Клюзнер. — А я ему всегда.

Глава 64 СТАРИННЫЕ ФРАНЦУЗСКИЕ ПЕСЕНКИ

— Интересное дело, — сказал Клюзнер, улыбаясь и передавая Бихтеру тоненькую цветную книжку, — сперва подарили, потом отобрали…

— Когда мой сын Саша был маленький, — сказал Бихтер, — я учил его по этой книге французскому. Потом он немножко научился, пошли другие книги. А эту, поскольку в ней есть ноты, мы решили подарить тебе. Теперь он подрос, стал ходить в кружок рисования Левина (что во Дворце пионеров, всему городу известный кружок, замечательный), вспомнил рисунки из этой книжки известного парижского художника конца XIX века де Монтвеля, начал рыться в библиотеке, не нашел, да вспомнили мы, что тебе ее подарили.

— По счастью, я-то сразу ее нашел. Хорошо помню, как матушка, желая и меня обучить французскому, мне эти песенки пела. Но я был отчасти необучаем, увы.

— У этой книги своя история, связанная с блокадой, — сказал Бихтер, бережно укладывая тоненькую книжечку в свой бесформенный редакторский портфель.

— Ты не рассказывал.