Покуда я тебя не обрету

Мигель и Мишель в итоге переезжают в одну квартиру, от которой «два шага до суши-бара в Венисе» (Джек хорошо знал, где находится эта квартира). Они не спят друг с другом – болт Мигеля слишком велик для Мишель, ей больно, поэтому она просто держит его в руках (и тут Джек знал, чем это навеяно, придумано разве что «слишком велик»).

Через некоторое время, из нежности и любви к Мишель, Мигель знакомит ее с другими бодибилдерами – он видел их в душе и знает, у кого болты подходящего размера. Мишель, натурально, спит с ними. «Приглушенное удовольствие» – так она это называет, разговаривая с Мигелем в постели; взяв в руки его порнографический пенис, она говорит другу, что счастлива, хотя испытывает смешанные чувства.

Что до Мигеля Сантьяго, он же «Джимми-пеномен», то у него полно секса на работе, даже больше, чем нужно. Он воспринимает свои отношения с Мишель как есть – она спит с короткоболтовыми, но всегда возвращается к нему и ложится с ним в постель, держа в руках его невозможный гигантский пенис. Они молча смотрят «Мост Ватерлоо», фильм 1940 года с Вивьен Ли и Робертом Тейлором. Фильм как раз для Мигеля, вышибает слезу с ходу.

В конце романа Мигель и Мишель живут вместе, как прежде. Мишель больше не пишет добрые письма авторам сценарного говна, а лишь язвительные заметки для боссов, которые сценариев не читают. Она до сих пор плачет над тем, что ложится ей на стол, но с Мигелем об этом не разговаривает, – разумеется, он тоже не рассказывает ей о работе. Они едят пищевые добавки для бодибилдеров и ходят в спортзал. Он говорит ей, что любит смотреть, как она спит в футболке от «Мирового спортзала», ему так приятно трогать ее крошечные груди, едва-едва проступающие под шерстью гориллы со штангой.

«В Лос-Анджелесе случаются истории и похуже», – пишет Эмма. Эту ее фразу цитировали буквально в каждой рецензии – еще бы, ведь это предпоследнее предложение романа, отличная подготовка к последней фразе: «Даже если ты или твой друг сыграли в плохом фильме или даже в целой куче плохих фильмов или даже если ты всю жизнь бесконечно переделываешь один и тот же плохой фильм – это еще не самое дно; этого не стоит стыдиться – для стыда найдутся и более серьезные поводы».

Джеку больше нравилась первая фраза романа: «Или в этом городе ничто не случайно, или же все, что здесь случается, – чистая случайность».

Чистая правда – взять хоть звонок от Миры Ашхайм. Джек и понятия не имел, что Эмма прекрасно знает, кто такая ее сестра Милдред, и что она каждый день смотрит порнуху (поиск материала для «Глотателя», как она объяснит ему потом), – более того, она знала Милдред и смотрела порнуху задолго до встречи Джека с Длинным Хэнком.

Джек сказал Эмме, что, читая про Мигеля Сантьяго, воображает в его роли Длинного Хэнка, но Эмма сразу оборвала ход его рассуждений, – с ее точки зрения, роман никогда не попадет на киностудию.

– Конфетка моя, давай не будем про кино, – сказала она. – Ты бежишь впереди паровоза.

Джек прочел «Глотателя», когда тот еще гулял по лабиринтам нью-йоркских литературных агентств; Эмма решила, что книжка скорее американская, чем канадская, и хотела сначала продать права здесь, а уж потом думать, к кому обратиться в Торонто, – несмотря даже на то, что ее старая подружка Шарлотта Железные Груди сделала блестящую карьеру в канадской книжной индустрии.

– А зачем ты назвала ее Мишель Махер? – спросил Эмму Джек. – Я восхищался ею, я перед ней на коленях стоял! Я всегда буду на нее молиться! Ты ведь ее даже не видела, Эмма.

– Ты ее хорошо от меня спрятал, Джек. Кроме того, моя Мишель – весьма положительный персонаж.

– Настоящая Мишель тоже весьма положительный персонаж! – протестовал Джек. – А ты дала ей тело двенадцатилетнего парня! Ты заставила свою жалкую девчонку тащиться от бодибилдеров!

– Это просто имя для персонажа, Джек, – сказала Эмма, – что с тобой?

Разумеется, Джека беспокоила и эта история про «короткий болт», особенно термин «приглушенное удовольствие» при описании секса с обладателем такого пениса.

– Конфетка моя, это же роман, книга! Это все происходит только в воображении! Ты что, не знаешь, чем книга отличается от жизни?

– Эмма, ты держишь мой пенис в руках с восьми лет! Я не знал, что ты одновременно измеряла его длину.

– Это роман, Джек, – повторила с нажимом Эмма. – Ты все это принимаешь слишком близко к сердцу. Кстати, ты совершенно ничего не понял про роль пенисов в моей книге.

– Чего я не понял?

– Что когда они слишком длинные, женщине больно, конфетка моя. Если женщина маленькая, я имею в виду.

Джек задумался; ему не приходило в голову, что женщина может быть слишком маленькая; слишком большая – это пожалуйста, но маленькая? Что Эмма хотела сказать? Что «приглушенное удовольствие» лучше боли? О чем она вообще? Тут он заметил, что Эмма плачет.

– Роман мне понравился, что ты! – сказал он. – Я вовсе не хотел сказать, что он плохой.

– Ты ничего не понял, – отрезала Эмма.

Джек подумал, она о романе – ну, роман-то он понял отлично.