Покуда я тебя не обрету

Так, а что теперь? Он не успел найти ответ – его спас органист, которого Джек прежде не видел. Он сидел где-то за спиной у Джека и знал, чем заполнять паузы. Из-под сводов часовни школы Святой Хильды на присутствующих обрушился гимн, его все знали наизусть. Даже изгнанные из школы мальчики, проучившиеся лишь пять классов, даже они помнили его, что уж говорить о старинных подругах, каков бы ни был их возраст; кто знает, может, они повторяли слова своего любимого Уильяма Блейка каждый вечер перед сном, а заодно с ними и девочки из общежития у входа в часовню, руководимые мистером Рэмзи (он сразу же начал дирижировать), эти юные особы, жаждущие скорейшего наступления жизни вне школьной формы, но ее же и опасающиеся, как все девушки в их возрасте. Разбуди ночью любого из перечисленных – и он пропоет тебе этот гимн от первой до последней ноты! Девочки пели его каждую неделю по разу, а то и по два, ведь время в школе Святой Хильды тянется так медленно.

Звуки «Иерусалима», гимна номер 157 по официальной книге гимнов школы, гудели трубным гласом в сердце каждой старинной подруги. Хьюберт Парри положил на музыку слова Уильяма Блейка, согласно которым Иисус явился в Англии, которую поэт полагал духовным Израилем.

На этот горный склон крутой
Ступала ль ангела нога?
И знал ли агнец наш святой
Зеленой Англии луга?[21]

—

запели собравшиеся.

Джек спустился с алтарных ступеней, где его на миг атаковала Колясочница Джейн – как вестник смерти, она преградила ему путь в центральный проход. Но мистер Малькольм всегда был начеку: он вскочил со скамьи, развернул жену на сто восемьдесят градусов и покатил ее кресло прочь. Джек последовал за семейством Малькольм по проходу, лишь на секунду остановившись, чтобы взять под руку мать покойной, миссис Оустлер, и вывести ее из часовни. Ченко, единственный, кто не запел в часовне (украинские борцы не слишком хорошо знают творчество Уильяма Блейка), все рыдал, Алисе пришлось толкнуть его в бок – мол, пора; тот встал и заковылял к выходу, опираясь на палочку. Скамья за скамьей, от первой до последней, шли за ними вслед.

Где верный меч, копье и щит,
Где стрелы молний для меня?
Пусть туча грозная примчит
Мне колесницу из огня! —

пели уходящие.

Пели даже крошечные дочки Пенни Гамильтон. Еще бы, они ведь, наверное, уже ходят в школу Святой Хильды.

Приблизившись к выходу, Джек увидел, как одна из семнадцатилетних обитательниц общежития – бледнокожая голубоглазая блондинка, тощая, как фотомодель, – упала в обморок на руки подруге. Судя по ее виду, причиной скорее надо было полагать строгую диету (фактически голодание), чем реакцию на появление на расстоянии вытянутой руки Джека Бернса, знаменитой кинозвезды, – хотя Джеку приходилось уже видеть, как девушки ее возраста падали в обморок и спотыкались в его присутствии. Наверное, она расчувствовалась из-за гимна.

Эта девушка отвлекла Джека от более непосредственного объекта его желания. Бонни Гамильтон не только сумела сесть на заднюю скамью незаметно для Джека – она так же незаметно сумела и ускользнуть еще до того, как к выходу подкатилась Джейн Малькольм на своем вечном кресле. Как же Бонни удалось исчезнуть, а Джек ничего и не видел? Наверное, с ее-то хромотой, она неплохо научилась подгадывать момент, когда ей пора.

Голоса юных девушек и женщин звучали уже в коридоре, а затем в Большом зале; звуки органа стали менее гулкими, но последний куплет гимна процессия пропела громко и на подъеме:

– Мы возведем Ерусалим / В зеленой Англии родной!

– Джек, надо отдать тебе должное, – шепнула ему на ухо Лесли Оустлер, тоном точь-в-точь как у покойной дочери. – Во всей часовне не нашлось ни глаз, что не проронили бы сегодня слезу, ни трусиков, что остались сухими.

Спроси Джека, а правильно ли устраивать после службы «бдение», он не нашелся бы что ответить. Что-то тут не так, сказал бы Джек, наверное, проблема в том, что скорбь плохо сочетается с вином и сыром. Или же дело в женщинах – это они плохо сочетаются с означенными продуктами, а скорбь тут вовсе ни при чем.

Люсинде Флеминг выпала честь просветить Джека, что собрания выпускников обычно проводят в спортзале, – и правда, толпа девиц, пришедшая помянуть Эмму, а точнее, поглазеть и по возможности приобнять Джека Бернса, оказалась для торжественного Большого зала слишком велика.

Почти все женщины пришли в туфлях на шпильках. Они видели Джека либо маленьким мальчиком, либо на большом экране и понятия не имели, какой он невысокий. Поэтому те дамы, кто на шпильках оказывался выше ростом, снимали туфли, подходя к Джеку; вот так они и стояли перед ним, босые или в колготках, соблазнительно помахивая парой туфель в одной руке и бокалом белого в другой (на шпажку с кубиком сыра рук уже не оставалось).