Покуда над стихами плачут...

Комиссар приезжает во
   Франкфурт-ам-Майн —
молодой парижанин, пустой человек.
— Отпирай! Отворяй! Отмыкай! Вынимай!
Собирай и вноси! Восемнадцатый век!

— Восемнадцатый век, — говорит комиссар, —

это время свободы! Эпоха труда!
То, что кончился срок прелатов и бар, —
ваши лысые души поймут ли когда?

Нет, не кончился вовсе, не вышел тот срок,

и с лихвою свое комиссар получил,
и ползет из щели осторожный росток
под забором,
   где били его палачи.

Этот опыт печальный мы очень учли

в январе сорок пятого года,
когда Франкфурт-ам-Одер за душу трясли
в честь труда и во имя свободы.

Комиссаром двадцатого века в расчет

принята эта правда простая.
И трава,
   что во Франкфурт-ам-Одер растет,
не из наших костей прорастает.

«В революцию, типа русской…»

В революцию, типа русской,
лейтенантам, типа Шмидта,
совершенно незачем лезть:
не выдерживают нагрузки,
словно известняк — динамита,
их порядочность, совесть, честь.

Не выдерживают разрыва,

то ли честь, то ли лейтенанты,
чаще лейтенанты, чем честь.
Все у них то косо, то криво,
и поэтому им не надо,
совершенно не надо лезть.

Революциям русского типа,

то есть типа гражданской войны,
вовсе не такие типы,
не такие типы нужны,
совершенно другие типы
революции русской нужны.

Не винтиками были мы

Я роздал земли графские
крестьянам Южной Венгрии.
Я казематы разбивал.
   Голодных я кормил.
Величье цели вызвало
   великую энергию.
Я был внутри энергии,
   ее частицей был.
Не винтиками были мы.
   Мы были — электронами.
Как танки — слушали приказ,
   но сами
    шли вперед.
Замощены
   наши пути
    раздавленными
     тронами.
Но той щепы
   никто из нас
    на память
     не берет.

Декабрь 41-го года

Та линия, которую мы гнули,
дорога, по которой юность шла,
была прямою от стиха до пули —
кратчайшим расстоянием была.
Недаром за полгода до начала
войны
   мы написали по стиху
на смерть друг друга.
   Это означало,
что знали мы.
   И вот — земля в пуху,
морозы лужи накрепко стеклят,
трещат, искрятся, как в печи поленья:
настали дни проверки исполненья,
проверки исполненья наших клятв.
Не ждите льгот, в спасение не верьте:
стучит судьба, как молотком бочар.
И Ленин учит нас презренью к смерти,
как прежде воле к жизни обучал.

Замполит