Покупатели мечты

Проблема была в том, что из-за болезни Альцгеймера профессор Журема частенько забывала кошелек дома. У нее не было денег, чтобы поесть самой. Женщины расставались с группой, когда солнце расставалось с днем.

Сеньор Гуттенберг, хоть и был рассудительным человеком, выручал нас уже дюжину раз, отдавая нам затвердевший хлеб, который он не смог продать в предыдущий день. Молоко, кофе, масло и хлеб приводили в ликование наши слюнные железы, особенно потому что нам не всегда удавалось поужинать, по крайней мере, поужинать должным образом. Он выяснил, что те, кто скопил богатство, могут адаптироваться к своему состоянию, а не довольствоваться хлебом нашим насущным.

Прошлой ночью мы поели остатки спагетти в одном итальянском ресторане, которые должны были быть выброшены в мусорный бак. Эдсон Чудотворец, умолив повара, смог достать порцию холодных спагетти, не очень сочных и в недостаточном количестве, чтобы насытить желудки изголодавшихся. Рестораны редко отдавали бродягам остатки пищи из страха отравить их и попасть на судебный процесс. Система наказывала несчастных различными способами.

Глава 22. Наихудшие враги человеческого существа

Короткий социальный разогрев, проведенный при встрече в булочной господина Гуттенберга с остальными членами группы, заставил нас забыть об опасностях, через которые мы прошли. Твердые булочки португальца вновь спасли Мэра, поскольку свежего хлеба оказалось недостаточно, чтобы он хоть немного заморил червячка.

Внешний вид Учителя был проникновенным, но спокойным. Выпив свой кофе, он вышел. Причем, как всегда, не говоря нам, куда мы идем. В спешке мы последовали за ним. Он спустился по улице Феликса Джанетты, прошел еще несколько кварталов вперед, свернул налево, а потом, примерно через двадцать минут, привел нас в красивейший сад.

Разноцветные бабочки красиво оживляли все вокруг, не ожидая аплодисментов. Колибри в безудержном восторге парили в воздухе, созерцая чайные розы, прежде чем бесплатно извлечь из них нектар. В моем университете тоже был огромный овальный сад, но я никогда не тратил время, чтобы проникнуть в его тайны. Казалось, жизнь там, в отличие от аудитории или комнаты преподавателей, не пульсировала.

Там, где есть только знание, процветает тоска. Мысли без веселья подобны существованию без цветов. На факультете мы переоценивали здравый смысл, подавляли эмоции. Мы были специалистами по коллизиям, неуравновешенными и нервными. Редко встречался интеллектуал, у которого бы не было врагов.

Человек, который меня спас, научил нас простым, но фундаментальным вещам, без которых почти невозможно не подавлять себя. Здравый смысл и эмоции никогда не были разделены для него. Он обучал нас искусству проникновения в себя, наблюдения, дедукции и индукции. Он учил нас, как затеряться в микро, прежде чем начать всматриваться в макро. Он вел нас днем и ночью к тому, чтобы мы стали обладателями непродаваемого. Наши глаза были подобны кинокамере, которая схватывала мелочи, невидимые для невнимательных глаз. Мы старались проникнуть в судьбы людей. Мы жили, словно в опьянении. Мы переживали великие чувства, участвуя в маленьких событиях. Знаменитости, которые нас знали, завидовали нам.

В тот период, когда уровень самоубийств пугающе возрастал — на сто процентов каждые десять лет, причем главным образом в богатых странах, — мы были сумасшедшими для жизни. Мы считали, что столетие было периодом для тех, кто жил каждый момент с величием.

Как только мы вошли в сад, один мусульманский лидер со своими последователями подошел к Учителю и поцеловал его. Он хотел послушать его этим утром. Через двадцать шагов один ортодоксальный еврей с несколькими мальчиками сделал то же самое. Все хотели услышать его. По той же причине здесь была группа из двадцати женщин, сотрудниц одного неизвестного учреждения. Все эти люди хотели испить несколько кубков его мудрости. И каждый из них спрашивал себя: «Что это за человек, который притягивает к себе столь разных людей?»

Когда мы шли, Учитель просил нас, чтобы мы смотрели на деревья, и обращал наше внимание на сухие листья, которые, оторвавшись от маленьких веточек, безудержно летели и, кружась, ложились на землю, чтобы затем удобрить ее своим крошечным телом.

— Социальная функция человеческого существа заключается в том, чтобы удобрять в последней инстанции общество, в котором оно находится. Жить для самих себя — значит пятнать роль нашего существования, — прокомментировал он.

Никаких неожиданностей в то великолепное утро с нами не произошло. Но хождение с Продавцом Грез было непредсказуемым. Он замедлял шаг, часто отставал от группы и озабоченно оглядывался. Все останавливались, пытаясь увидеть то, что видел он, но никто ничего не замечал. В действительности он с восторгом рассматривал маленькие травинки, пробивающиеся сквозь трещины в бетоне и не замечаемые прохожими, которые наступали на них. Его потрясали маленькие закругленные листики, составляющие темно-зеленые букеты.