«Великодушны? — подумал я. — Этот уличный философ не знает значения данного слова». И Бартоломеу, словно прочитав мои мысли, поправился:
— Для тех, кто не понял, о чем речь, объясняю: слово «великодушный» означает щедрый, не скупящийся, не скряга, готовый поделиться, дарящий.
Я проглотил обиду и промолчал. Женщины аплодировали ему. Соблазненные помешанным, они были внимательны к каждому его слову. И он продолжил:
— Если бы не женщины, я и мой мозг не были бы здесь.
Мы рассмеялись, услышав эту глупость.
— А ваш отец, разве он не принял участия в вашем создании? Или, может быть, вас клонировали? — спросил проницательный мусульманин, который внимал ему.
Толпа засмеялась бесхитростности Бартоломеу, но эксперт парировал удар.
— Да, папаша потратил девять минут, а мамаша девять месяцев на это строительство. Не без основания евреи считают, что только тот, у кого мать еврейка, является истинным евреем. — И, подражая Учителю, важно произнес: — Я склоняюсь перед женщинами!
Ортодоксальный еврей зааплодировал ему с воодушевлением. И, в свою очередь, женщины тоже были покорены. Необычайно возбужденный, Краснобай продолжил свою историю восхваления женщин.
— Посещая свои нервные клетки и входя в труднодоступные уголки моего привилегированного мозга, я вспомнил одну историю, которая демонстрирует общепризнанность и превосходство женщин. Как-то раз я прогуливался по одному прекрасному пляжу в Майами, думая о загадках жизни. Внезапно появилась ослепительная бутылка, пришедшая с берегов Атлантики. Как всякий мыслитель, наделенный любознательностью, я открыл ее. Ага! Кто оттуда вылез? — спросил Краснобай у слушателей, которые до сих пор не знали, говорил ли он серьезно или рассказывал анекдот.
Поскольку наступила определенная пауза, Мэр отважился сказать:
— Клад.
— Нет,
Бартоломеу сделал паузу и продолжил самую сумасбродную из всех историй:
— Тогда я заговорил о желании, которое хотят воплотить в жизнь все политики, представители исполнительной власти и экономисты. Я сказал ему: «Я желаю знать, как функционирует мировая экономика, какова ее логика и как предупредить новые кризисы». Как только джинн услышал мое второе желание, к нему стала возвращаться тоска, у него появились желудочные колики. Он начал задыхаться. И, прижимая руки к животу, он раздраженно произнес: «Говорите, какое третье желание. И быстро».
Бартоломеу сделал еще одну паузу и приступил к продолжению своей невероятной истории. Никто и глазом не моргнул, слушая навязчивого говоруна, даже Учитель.
— И тогда, люди, я молниеносно объявил свое третье, из ряда вон выходящее желание. Желание, которое мыслители и философы всех времен и народов мечтали реализовать.
А мы, любопытные, стали подгонять его:
— Говорите же скорее!
— Вот и джинн в нетерпении требовал: «Говори же скорее! Говори скорее!». Я направил на него взгляд и сказал: «Джинн, мое желание простое. Я хочу познать женский ум!» В тот же миг я понял, что мое третье желание стало для джинна фатальным ударом. У него настолько усилились желудочные колики, что он испачкал себе штаны. Стеная и почти не дыша, он пробормотал: «Вы хотите мост до Кубы с одной или с двойной полосой, с садом и ресторанами по бокам?»
Я не сдержался, ибо давно уже так сильно не смеялся. Патриции, иудеи и мусульмане присели на скамейки, стоявшие на площади, чтобы не упасть от приступа смеха. Присутствующие женщины также смеялись без остановки. Будучи в добром расположении духа, они побежали за Бартоломеу.
Профессору Журеме удалось зацепить своей клюкой уличного философа за шею. Окруженная женщинами, она сказала:
— Женщины и в самом деле сложные создания. Настолько сложные, что мужчины, боясь нашего ума, затыкали нам рот на протяжении веков.
Все женщины понимали, что Бартоломеу был навязчивым, наглым, подлым, но в глубине души он любил и очень высоко ценил их.