Однако на сей раз эту формулу дополнили еще одним вариантом. Хенгельхаупта не вынесли на щите. Но и со щитом его выпустили из кабинета шефа РСХА, так сказать, под честное слово — что все будет, как задумано, как очень хочется, чтобы было только так и не иначе.
Обергруппенфюрер был, как всегда, холоден, строг, весьма озабочен, но на сей раз необычно разговорчив.
— Все ли сделано для того, чтобы обеспечить полный успех операции? — спросил он.
— Все, обергруппенфюрер, — четко ответил Хенгельхаупт.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно.
— Я могу об этом доложить рейхсфюреру?
— Так точно, обергруппенфюрер.
Кальтенбруннер подошел к портрету Гитлера и остановился под ним, скрестив на груди руки. Минуту он стоял молча. Потом заговорил:
— Год напряженнейшего труда. Четыре миллиона марок на подготовку. Усилия десятков первокласснейших специалистов в самых различных областях. По своим масштабам это намного превосходит любую из разрабатываемых нами операций в прошлом. Я повторяю: любую! И как бы дальше ни развернулись события, опыт, приобретенный нами, бесценен. Его будут изучать. Мы вернемся к нему еще не раз. Мы разгромим большевизм в Европе, покончим с Англией и все наши силы направим против Америки. И там, за океаном, в начальном периоде борьбы этот опыт поможет нам совершить то, что мы, к сожалению, не сделали на самых первых порах в России. Терроризм станет такой же открытой и могучей государственной политикой, как всякая другая вооруженная борьба. Да-да! Именно открытой. Тайными останутся только методы ее подготовки. Проводиться же она будет решительно, бескомпромиссно и, повторяю, открыто. Потому что терроризм, даже самый оголтелый, это еще не война, в том понимании, в каком ее привыкли понимать. Но это уже и не мир. Это политика на грани войны. Это такое состояние, которое уже само по себе может привести к большим победам, добытым затратой малых сил. А разве это не тот результат, к которому мы должны стремиться?
Кальтенбруннер высказал еще несколько соображений общего плана и снова перешел к конкретным делам.
— Когда практически можно начинать операцию?
— В любой момент, обергруппенфюрер, — ответил Хенгельхаупт.
— Готовьте проект приказа. Завтра я постараюсь увидеть рейхсфюрера, получу его согласие и подпишу приказ, — сказал Кальтенбруннер.
Но Гиммлер вернулся в Берлин только через три дня. И только четвертого сентября Хенгельхаупт послал Крауссу шифровку с приказом приступить к действию.
Краусс немедленно оповестил всех, кого это касалось, о начале операции. И уже на следующий день, пятого сентября, поздно вечером на военный аэродром неподалеку от Риги примчались три машины: две легковые и одна грузовая. В первой приехали Краусс, Шилова и Политов. Во второй — Палбицын и Делле. В третьей — охрана и мотоцикл марки «М-72» с коляской. Мотоцикл сгрузили, закатили по трапу в «Арадо» и закрепили в фюзеляже с помощью специальных оттяжек. После этого охрана отошла и встала вокруг самолета оцеплением. А Краусс, Политов, Шилова, Палбицын и Делле еще на какой-то момент задержались у самолета. Палбицын, подсвечивая фонариком, в последний раз оглядел Политова и Шилову. Советская военная форма на них сидела хорошо. Палбицын остался доволен своими учениками. Несколько более щекотливую миссию пришлось выполнять Крауссу. Он отвел Политова в сторону, передал ему ампулу с ядом и негромко сказал:
— Не придавайте этому особого значения. Это так, на самый крайний случай. Если вдруг создастся совершенно безвыходное положение. Понимаете? Уж лучше это, чем попасть в руки ЧК…
«Вот что вы мне уготовили вместо обещанных чинов и орденов, душегубы проклятые», — про себя подумал Политов, но ампулу взял. И даже поблагодарил за заботу.
— Конечно, еще как может пригодиться. Я ведь все понимаю…
После этого он вместе с Шиловой поднялся по трапу в самолет. Дверь фюзеляжа захлопнулась, двигатели «Арадо» взревели, прогреты они были уже заранее, самолет с короткой пробежки легко оторвался от земли и взял курс на Восток.
— Слава богу, началось, — глядя вслед удаляющемуся «Арадо», перекрестился Делле. — Два года тому назад эта операция имела бы на успех гораздо больше шансов.
— То-то и оно. Ну да теперь остается только ждать и надеяться, — в тон ему ответил Краусс.
Штурмбаннфюрер слукавил. Ждать результатов он, конечно, собирался. Ему иначе делать ничего не оставалось. Но надеяться на благополучный исход он и не думал. Опыт работы подсказывал, что шансов на успех операции слишком мало. А если они и были, то, как сказал об этом недобитый белогвардеец Делле, лишь года два тому назад. Теперь же надежды на успех почти не было. И первыми в этом убедились сами исполнители акции.