Покушение

Так решил Грейфе и взглянул на себя в небольшое зеркальце. После бессонной ночи выглядел он неважно. Сразу резче обозначились мешки под глазами, глубже прорезались морщины на щеках и на лбу. На подбородке, хотя он утром брился, почему-то снова вылезла щетина. Грейфе достал станок безопасной бритвы, вложил в него последнее, оставшееся у него импортное лезвие фирмы «Жилетт» и на сухую несколько раз скребнул по подбородку. Щетина пропала. Но устранить так же легко и быстро другие недостатки своего внешнего вида Грейфе не мог. И, протерев лицо туалетной водой, сел за стол. Надо было хорошенько обдумать, о чем и что докладывать шефу РСХА. Конечно, намного проще было бы высказать все свои соображения о ходе подготовки к операции своему непосредственному начальнику, бригаденфюреру Шелленбергу. Но тот по-прежнему всеми правдами и неправдами увертывался от какого-либо участия в этой работе. И Грейфе приходилось вдвойне шевелить мозгами, чтобы, с одной стороны, не вызвать в свой адрес немилости ни у кого из начальства, а с другой стороны, рассказать правду о состоянии дел и высказать свои вполне обоснованные опасения по поводу того, что техническое обеспечение операции явно запаздывает. Некстати пришло совершенно неутешительное донесение из Москвы. У Грейфе даже появилось подозрение, что агент «двадцать два» просто струсил. Не захотел подвергать себя дополнительному риску и придумал всю эту историю с ограблением. Но проверить своего «двадцать второго» Грейфе не мог и вынужден был согласиться с той версией, какую ему сообщили. Наиболее отрадным моментом в ходе подготовки можно было, пожалуй, считать работу по отбору кандидатов на роль исполнителя акции. Тут, как считал Грейфе, ему явно повезло. Повезло в том, что он этим делом занимался не один. При докладе всегда можно будет сослаться и на Вольфа, и на Скорцени. С этого положительного момента Грейфе и решил начать свой доклад обергруппенфюреру. И точно в назначенное время появился в приемной шефа РСХА. Но Кальтенбруннер неожиданно сам задал тон беседе.

— По-ноему, Грейфе, подготовка к операции идет вполне успешно, — объявил он совершенно недвусмысленно начальнику восточного отдела, едва тот переступил порог его кабинета, чем немало удивил видавшего виды матерого разведчика. — Или у вас другое мнение?

— Совершенно то же, что и у вас, обергруппенфюрер, — отчеканил Грейфе.

— Мне уже докладывал Вольф, звонили из КБ, я знаю, что вы уже побывали на испытательном полигоне. Вам действительно понравилось то, что они делают по нашему заказу и как делают? — спросил Кальтенбруннер.

— Это очень интересно, обергруппенфюрер. Ничего подобного в нашем распоряжении никогда еще не было, — подтвердил Грейфе и, неожиданно поймав на себе пристальный взгляд шефа РСХА, осекся. В голове молнией пронеслось: «Неужели провоцирует? Неужели совсем за идиота меня принимает? А я-то хорош…» — Очень интересно. Но, к сожалению, вынужден обратить ваше внимание, обергруппенфюрер, что пока все это на восемьдесят процентов еще только на бумаге.

— Вот как? — даже усмехнулся Кальтенбруннер, поняв, что его ход разгадан. — Почему же мне никто об этом не докладывал?

— Вероятно, потому, что все считают, что все идет своим чередом, обергруппенфюрер, — ответил Грейфе.

— Но ведь вы так не считаете?

— Моя служба, мой долг убежденного национал-социалиста, обергруппенфюрер, обязывают меня видеть то, чего не видят многие другие, — выдержав взгляд шефа РСХА, ответил Грейфе.

— Вы правы, Грейфе, — согласился Кальтенбруннер. — И очень верно поступаете, что никогда не забываете о своем долге перед фюрером. А многие, очень многие, к сожалению, об этом забывают…

И тут шефа РСХА будто подстегнули. Он даже в лице изменился. Шрам у него на щеке посинел, глаза сузились. Подбородок выдвинулся вперед.