Покушение на Еву

Александр потянулся за нунчаком и быстро вскочил. Что-то в выражении его лица, видимо, очень не понравилось нападающему, или он заметил своих почивших товарищей и наконец-то связал это событие логической цепочкой и экстраполировал его на будущее, но он не стал дожидаться, пока Александр приблизится, а рванул прочь. Однако Александр не собирался его упускать, он должен был обезопасить свое будущее продвижение с трофейной аппаратурой. Преследуемый, видимо, не являлся прирожденным спринтером, поскольку, несмотря на полное отсутствие знакомства с обувью, бежал вяло, а Александр, познавший бег босиком только здесь, выкладывался тем не менее полностью. Однако поединок не состоялся. За одной из близлежащих скал «гоблин» начал издавать призывные звуки, и, повернув за угол, Александр обнаружил еще двоих супостатов. Они были очень заняты – они разделывали мясо. А когда Александр понял, чье это было мясо, комок в горле на несколько секунд остановил его воинственный порыв.

Они успели вскочить, взяв в окровавленные руки палицы и копья, успели бросить заточенные нуклеусы, которыми они орудовали, как мясницкими ножами, они были спокойные и деловые, они не видели убитых им товарищей, вряд ли догадывались, что такое можно сделать в одиночку, а за неимением вразумительной высокоемкой речи беглец не мог донести им это известие быстро, они просто видели перед собой представителя вполне съедобного вида со странным, малоопасным на вид оружием. А Александр все стоял, не в силах перебороть ужас, сидящий внутри, и смотрел на останки Бедуина. Видимо, мясникам не было охоты нести труп в свое логово целиком, из примитивного рационализма они решили забрать только нужные, самые вкусные части. Действия свои они не считали аморальными или преступными, а потому не торопились. Они были местные, сыны своего времени и просто привыкли есть все, что попадалось под руку, они совсем не ожидали встретить на пути Александра – пришельца с вычурной, человеколюбивой, фарисейской моралью, продукт чудовищной цивилизации, родившей атомную бомбу задолго до его рождения. Скорее всего, они не получили команды от «шара» или его сигнал не мог прорваться через их занятое работой сознание, так что заплатить теперь они должны были за свои собственные поступки, а не за чужие грехи. Александр уже совсем не жалел тех, убитых накануне, холодная волна ненависти накатывалась на него изнутри. Она стирала барьеры.

И он завопил, не пытаясь сдерживать ярость, и двинулся им навстречу. Он убил их всех, даже тех, которые пытались убегать.

А когда он наконец сумел добраться до полурасчлененного Бедуина, его вырвало. Он почти не обратил на это внимания. Он не мог заставить себя даже дотронуться до головы, которую они не сумели до конца отделить от туловища, видимо, это было сложно делать маленькими отшлифованными кремнями. А сверху уже пытались добраться до мяса стервятники, и пришлось их отгонять, хотя бы от товарища. Александр даже не представлял, как в этой каменистой почве будет хоронить Бедуина, и не стал делать этого, он вспомнил о своей цели и испугался, что не успеет самого главного. Не до сентиментальностей теперь было, да и не умели еще в этом мире хоронить. Он оставил этим большим хищным птицам громадный запас продовольствия. История зацикливалась, повторяя то событие из будущего, когда он останется один: там, в еще не родившейся стране, против не существующего ныне оружия.

* * *

Два связанных воедино противоречия питали Александра: он обливался потом и одновременно страшно хотелось пить – вливать внутрь организма жидкость, но он так и не сумел изготовить нормальную непротекающую фляжку. Этот чертов сосуд из кокоса откупорился при последней драке, и теперь воды не осталось, но нужно было терпеть до спуска в долину, он не был местным и потому не знал, где находятся близкие минеральные источники. Но самое главное теперь было – «шар». Александр пытался бить его камнями различного размера и формы, но материал был прочный, эта посылка из враждебной неизвестности была сработана из вещества недостижимой в этом мире прочности. Сейчас Александр взбирался на каменистый уступ, и не просто взбирался, а толкал впереди себя злополучного «пришельца». Он напоминал себе Сизифа, но, в отличие от того несчастного, его труд должен был чем-то завершиться.

А когда он катнул эту штуковину с обрыва, то сам едва не потерял равновесие. Не хватало еще размозжить себе череп после всего пережитого и погибнуть там, внизу, в доступном всем ветрам месте, где вероятность сохранения хотя бы одной косточки для будущих палеонтологов выражена отрицательными числами с многократной степенью.