Он прозвенел далеко за полночь. Гораздо позже, чем ожидал Джошуа, что прервало его неспокойный сон. Слишком расслабленный ото сна, чтобы спросить, почему Стэнтон звонит так поздно, он распознал незнакомый темп в обычно размеренном голосе. Это говорило о чем-то, но о чем? О злости? Страхе? Волнении?
Как бы то ни было, звонивший не контролировал ситуацию полностью.
— Что, черт возьми, случилось?
— Я напортачил. — Это было все, что Джошуа мог предложить. Вечер размышлений в одиночестве снизил его реакцию на критику до пути наименьшего сопротивления. — Мне жаль.
— Вам жаль? Вам жаль? — Даже через электронные помехи модулятора было ясно, что Стэнтон повысил тон. — Я заключил контракт с вами на том основании, что вы лучший в своем деле, сержант. Я принял меры, которые сделали бы вашу цель доступной для подростка, и тем не менее вы последовательно терпели неудачи почти в каждом задании. Теперь вы говорите, что сожалеете?
— Больше я ничего не могу сказать, — ответил Джошуа с искренним раскаянием в голосе. — Я заварил эту кашу, и я должен был ее расхлебывать сегодня вечером. Поверьте мне, я пытался. Я просто не могу объяснить, что случилось.
Когда Стэнтон снова заговорил, его голос выровнялся. Однако таившаяся в нем ярость была более очевидна, чем когда-либо.
— Вы не можете это объяснить? Вы устроили бойню на улицах Лондона, уступив, судя по всему, чертовому адвокату, и все, что вы можете сказать, это то, что вы не можете это объяснить? За что, черт возьми, я вам плачу?
Ярость в словах Стэнтона была безошибочной. Он также обвинил Джошуа в профнепригодности, усомнился в его с трудом заработанной репутации. Этого нельзя было так оставить.
— Послушайте меня, — начал Джошуа. — Преимущество может быть на вашей стороне. Но вам не удастся свалить это все на меня. Я совершил ошибки, и да, все должно было пройти лучше. Но вы тоже сыграли свою роль. Сначала с Дэмпси, а теперь с Дэвлином. Этот парень оказался не так прост, как вы утверждали. Если бы я знал это, я позаботился бы обо всем намного лучше. Так что вы можете сколько угодно показывать пальцем на меня, но не
— О чем вы? — Впервые Стэнтон, казалось, колебался. — Я рассказал вам все, что вам нужно было знать о Дэвлине. Он адвокат, не более того.
— О, он нечто большее. Не знаю точно, что именно, но этот парень отреагировал не как простой офисный работник, которых мне приходилось видеть. Я советовал бы вам взглянуть на него еще раз.
Джошуа не мог представить, как его слова стирают самодовольную улыбку с лица Стэнтона, потому что он понятия не имел, как тот выглядит. Но это не уменьшало удовольствия, которое он испытывал от неуверенности Стэнтона, которую почувствовал.
— Я проверю это, сержант, — без колебаний на этот раз. Остался только отрывистый металлический голос. — Но вам все же нужно подчистить свои хвосты, и это ваш последний шанс. Я хочу, чтобы с Майклом Дэвлином и Сарой Труман было покончено раз и навсегда. Найдите их, убейте их и сотрите все следы того, что они могли раскопать. Это понятно?
— Да, — ответил Джошуа, уже вернувшийся в свое подчиненное положение и не испытывавший по этому поводу особого восторга. — Какие временные рамки?
— Минимальные. — Ответ был кратким, но твердым. — Нельзя тянуть все это и дальше. Вы выполните все быстро и как следует. Цена, которую придется заплатить другим в случае вашего провала, будет высокой.
Джошуа почувствовал, как от угрозы его семье у него волосы на шее встали дыбом. Ему захотелось накричать на собеседника. Желание, которое он подавил. У него не было возможности добраться до Стэнтона, и поэтому он мог сделать только одно, чтобы закончить весь этот кошмар.
Заставить Дэвлина и Труман замолчать.
— Я понимаю. А как насчет других потенциальных хвостов? Должен ли я разобраться и с ними?
— Каких других хвостов?
— Семья Лоренса.
Пауза. Стэнтон, казалось, задумался над вопросом. Наконец он сказал:
— Да, они угроза. Дэвлин провел с ними целый день, поэтому мы должны считать, что он поделился с ними тем, что знает. Но с ними я сам разберусь. Я бы не хотел вас перегружать, сержант.
Джошуа проигнорировал намеренное оскорбление.
— Хорошо. Я буду готов выехать по вашему сигналу. И на этот раз я никого не буду недооценивать.
Тридцать девять
Настойчивый звонок в дверь прорвался наконец сквозь сон Тревора Генри. Проснувшись, он взглянул на прикроватные часы. 3:46 утра. В постели, кроме него самого, никого не было. Тем не менее она была сильно смята. Признак нарушенного сна.
— Да иду я, иду.
Припозднившийся гость перестал звонить и теперь барабанил в дверь.