Покушение на зеркало

— Вам никто не говорил, Феликс Михайлович, что вы похожи на Николая Второго? — спросила Марьяна без тени улыбки, скорей даже печально.

— Неужели? Может, наши бороды похожи?

— Не только, и не это главное. Наш последний государь был очень добрым человеком. У него такие чистые глаза на портретах. Будто говорят: знаю, страдаете, хочу помочь вам, да не могу, не могу… Мягкий, добрый…

— После девятого января его, помнится, наградили титулом «кровавый».

— Несправедливо это, — твердо возразила она. — Любая власть защищает себя от тех, которые потом дают ей подобные клички. И которые сами еще более жестоки… Примерно в сто раз. Люди хуже зверей, когда доходит до…

— Вы еще совсем молоды, а послушать вас, кровь в жилах стынет. Неужто так сильно жизнь била?

— Не так уж и молода. — Марьяна покривила губы, улыбка получилась горьковатой.

— Мне скоро тридцать два, а сыну только четыре.

— Почему «только»? Четыре и четыре.

— Потому, что слишком долго еще он будет беззащитным. Молюсь, чтобы рос скорее. Не знаю, будут ли через пять лет суворовские училища, отдала бы не задумываясь. Тогда бы и успокоилась.

Надо полагать, мужа у нее нет. А может, и не было.

— Сейчас офицерская карьера не из популярных. А вырастет, опять мучиться будете. В принципе ведь профессия военного — убивать, значит, и самому идти на смерть. С мамой рядышком все-таки расти лучше. И возможность выбора будет впоследствии. А вы мечтаете о том, чтобы пожизненную лямку накинуть на безответное существо. Да к тому же в нежном возрасте.

— Это безопасней, чем с мамой рядышком, — непроизвольно вырвалось у нее, и я заметил, что Марьяна тотчас пожалела о сказанном.

— Ваша работа связана с риском? Вы пожарник? Испытываете самолеты?

Марьяна никак не была расположена отвечать на шутку шуткой.

— Жизнь наша сегодня гроша ломаного не стоит, это вы и сами знаете, сказала она и вздохнула, совсем не деланно, не рисуясь. — Вы уж простите меня, в подробности о себе я вдаваться не буду, вам они ни к чему. Просто поверьте, что есть у меня основания думать так, как думаю.

— Тогда я непременно провожу вас домой! — с пафосом воскликнул я и осторожно, но крепко взял ее за локоть. — Тем более это совсем рядом, как заверил нас гаишник.

— Ни в коем случае! — Она рывком выдернула локоть из моих пальцев. В продолговатых, разом расширившихся глазах метнулся неподдельный испуг. Садитесь, пожалуйста, в трамвай… Все равно я в детсад… Пора брать Ванечку и… И давайте попрощаемся, Феликс Михайлович, прошу, прошу вас!

Странно, что Марьяну напугала моя вполне невинная фраза!.. Я ведь даже не предложил ей пригласить меня в гости. Хотя и в этом не было бы ничего подозрительного, тем более, если уже знаешь, что не бандит, а писатель. Другим одиночкам было бы лестно. А не хочешь, откажи и все.

— Хорошо! — я не стал прятать прорезавшуюся в голосе обиду. — Могу вам только сообщить, Марьяна, что мне зверски неохота вот так просто с вами расставаться.

У вас есть дома телефон?

— Да… То есть нет… Не имеет значения, — она умоляюще смотрела на меня. — Мне тоже было с вами… Вы… Я читала ваши книги… Для меня встреча с вами… Нет, не встреча… А вот какой вы, увидела… И услышала вас, и знаю теперь, что не ошиблась. Вы в Доме печати… Я сама позвоню, Феликс!..

Садитесь же, ваш трамвай!.. До встречи… Я найду вас, найду!..

Я успел поцеловать ее в лоб. Вышло слишком уж по-отечески, да чего там… В глазах ее — прекрасных, теперь я разглядел их как следует блестели слезы.

Проехав три остановки, я пересел на автобус, который шел по Московскому проспекту мимо Дома печати. Объявление о пропавшей белой болонке я прилеплю на столб непременно сегодня — на кой ляд мне играть с судьбой…

Глава 3. Дело спасения утопающих

На работе, где я появился за час до отбоя, никого из начальства застать не удалось. Хотя я к этому, признаться, и не стремился, скорей напротив. Однако помаячить надо было. Впрочем, Люся, которая, казалось, так и не отрывалась с тех пор от компьютера, сообщила, что ни «главарь», ни «полупахан» — прилежная девочка, разумеется, называла их почтительнее, по имени-отчеству — моей особой за день так ни разу и не поинтересовались. По ее словам, в «Парфеноне» вот-вот грядет какая-то принципиальная пертурбация. В голоске Люси явственно прозвучала тревога: со школьной скамьи все мы знаем, что никакая революция не обходится без жертв. С утра руководство «Парфенона» в мыле — то заседает, то куда-то срочно выезжает. И сейчас его нет на месте, так что мои опасения были напрасными.