Покушение на зеркало

— Мой руки — и за стол! — шутливая строгость Нины была прямо-таки обворожительна. — Ждать тебя мы, извини, не стали, побоялись с голоду помереть. В темпе, в темпе!

— Значит, выживете! — подхватил я, направляясь в ванную и на ходу заглядывая в комнату, где сверкал хрусталем и разноцветными бутылками стол, накрытый белоснежной скатертью.

Ах, вот он кто, наш дражайший гость!.. По блестящей загорелой лысине и мощной шее цвета мореного дуба, исчерченной ромбиками морщин, я со спины узнал нашего соседа по дачному участку — отставного полковника внутренних войск Николая Петровича. Фамилию его я не знал. Да и зачем было знать, если за четыре года фазендного соседства я перекинулся с ним от силы десятком незначащих фраз?

Жена — другое дело, для нее он — кладезь не только огородных, но и житейских премудростей. Но если судить по тем банальностям, которые она цитирует мне в пику, по-моему, этот пятидесятилетний вдовец просто заурядный пошляк.

— А мы без вас, Феликс Михайлович, уже того, причастились слегка, но только единожды, по махонькой… — бывший конвойный начальник, широко улыбаясь, покивал мне и протянул руку к початой бутылке «Самарской». — Я вот говорю Нине Сергеевне, — он ловко наполнил рюмки, сначала себе, затем моей жене и потом уже мне, — что под такой закусон не захмелеешь, сколько ни прими. А она, понимаешь, боится, на трезвую голову, говорит, надо такие проблемы решать.

Не-е-т! Мозги надо сначала сорокоградусной чуть почистить, тогда и шестеренки работают быстрее. Но в меру, понятно. Все хорошо только в меру.

Я сел на диван рядом с дочерью и оглядел стол. Нина постаралась: шампиньоны, селедочка под луком, мой любимый салат «София», два, даже нет три сорта копченостей… И еще паштет какой-то… «Букет Молдавии», греческий коньяк, паршивый, конечно, и не коньяк, а все же… Вчера за завтраком — каша овсяная, колбаса вареная и дешевый, ничем не пахнущий чай — жена исходила сарказмом, проклиная наше безденежье и, разумеется, меня, безынициативного рохлю, бездельника, которого время выдавило из себя, как дерьмо. Сколько же она потратила сегодня в честь этого подержанного вохровца? Откуда деньги? Выгорело дельце у Светланы? Рановато, всего три дня прошло, как падчерица вернулась из челночного вояжа в Турцию… А впрочем, не один ли мне черт?

— За успех нашего общего дела! — почти торжественно провозгласил Николай Петрович и почему-то со значением взглянул на меня.

Выпили, закусили. «Что за дело такое, что и для меня „общее“», — подумал я, приглядываясь к Светлане, запудренной, как мим, и все же не сумевшей спрятать синеву под глазами. Чутье подсказывало мне, что какая-то беда у нее случилась, и нешуточная. Ее и без того тонкие губы казались сейчас красными ниточками, приклеенными между щек. Она совсем не была похожа на свою крепенькую скуластую мать, которую ничуть не портила, а как раз красила эдакая интригующая азиатчинка. Лицо Светланы было куда правильней — и носик аккуратный, и овал почти идеальный, но было в нем нечто безжизненное, не в лице, вернее, а, конечно, в глазах — бледно-серых, чуть навыкате, малоподвижных, но не от задумчивости или флегмы, а от какого-то скрытого истового упрямства. Ее всегда напряженный взгляд априори заявлял всем и каждому: что бы вы ни говорили, как бы ни умничали, а истину знаю я и возражений не потерплю… Бог мой, чего только не натерпелись мы с ней за последние десять-двенадцать лет! Вкусив со Светланой прелестей отцовства, я категорически отказался от мысли о втором ребенке — втором, разумеется, для Нины, которая, впрочем, и не настаивала на продолжении фамильной династии Ходоровых.

— Ну, что, пора, видать, и посвятить супруга в наши планы? — Николай Петрович подмигнул Нине и снова наполнил хрустальные стопочки водкой. Жена и Светлана так и не прикоснулись к пахучему молдавскому, рюмки их были полны.

— Может, пусть сначала Света все расскажет? — Нина с сомнением посмотрела на на дочь и вздохнула. — Нет, она слишком переволновалась, лучше я.

— Но сначала — уипьем уодки! — отставной полковник коротко хохотнул, приглаживая ладошкой сверкающую лысину и поднимая над головой стопку. Догоняй нас, Феликс Михайлович! — почему-то переходя на «ты», воскликнул он и бравым жестом выплеснул водку в рот.

Что ж, догоню, за мной, как говорится, не заржавеет. И все же, куда они меня хотят затянуть? Что может быть общего у меня с ними — хоть с моей падчерицей с ее челночным бизнесом, хоть с этим огородным гением?

— Феликс, — проникновенно, глубоким грудным голосом, каким не обращалась ко мне уж года три, произнесла Нина, — в нашей семье случилась беда. И мы все вместе, с помощью Николая Петровича, должны найти выход из ситуации… Из ситуации тяжелейшей…

Николай Петрович, с достоинством потупив белесые глаза, старательно выбирал вилкой грибочек покрупнее. Светлана неподвижно смотрела куда-то под потолок. Я отодвинул тарелку с салатом и приготовился слушать.