Покушение на зеркало

Возможно, что среди вакханалии кровавых детективов и первобытно-любовных романов знаток и смог бы откопать нечто стоящее прочтения. Но я об них руки не марал и даже втайне гордился этим. Я брезглив и считаю, что ковыряться в венках над картонными гробиками, начиненными трупами, неинтеллигентно. Хотя, если честно, снобизм мой частично объяснялся и причинами вполне материального свойства… Но вот сегодня — ну и день! я почему-то взглянул. И ахнул от приятнейшей неожиданности: коричневый томик нагибинских «Дневников» умоляюще глянул на меня из-под полуголой блондинки, которую пытался удушить не поместившийся целиком на обложке скуластый амбал. И цена!.. Господи, да ведь для меня сегодняшнего, меня многоденежного это же совсем даром!.. Улыбка на моем лице была, видать, настолько лучезарна, что вахтер Ереваныч — а вообще-то он Юрий Иванович — изумленно вскинул седые кустики бровей и тоже осклабился во все свои… уж не знаю, сколько у него там железных зубов. А когда я, зажав обретенного наконец-то Нагибина под мышкой, поднялся на свой третий этаж, на площадке со мной столкнулся технический редактор Зяма Краснопольский, самый лысый человек Среднего и Нижнего Поволжья, как он не без гордости себя называл. И, пожалуй, имел на то право. Его длинный череп с далеко отквашенным, как у древнего египтянина на фресках, затылком был начисто лишен не только пушка, но и малейших точечных намеков на то, что волосы на этой сияющей золотом тыкве когда-либо были. А ведь Зяме не стукнуло еще и сорока! Чтоб добиться такого совершенства, начинать лысеть ему, наверно, пришлось класса с четвертого.

— Феличе, ты зря торопился, служака, — забормотал он, останавливаясь и пытаясь силой вытащить у меня из-под руки книжку. — Главаря не будет до послеобеда, в арбитраж умотал, а полупахан опять на больничном, вот так!.. А-а! — скривился он, выдрав все-таки книгу и разглядев автора. Почитай, почитай, но смотри — желчью мочиться будешь, ты это учти! Как он, подлец, Ахмадуллину с этим… как его?… Окуджавой приделал — ну, полный отпад!.. Если мне позвонят, скажи, появлюсь через час… Нет, через полтора. Ну, дуй, дуй, служивый классик!..

Не-е-т, чтоб такое везение — это уж, знаете ли, слишком! Если что и портило мне сегодня настроение — хотя полученный гонорар и держал его планку непривычно высоко — так это перспектива предстоящего объяснения с Карповичем, директором и соучредителем АО «Издательство „Парфенон“», в просторечии — «главарем», под началом которого я имею счастье служить ведущим, но далеко не главным редактором. В десять тридцать мне надлежало быть на планерке, в одиннадцать тридцать меня ждали в редакции областного телевидения. Успеть туда я никак не мог. Предстояло отпрашиваться у Карповича, а не будь того на месте — у главного редактора Махнева, он же «полупахан». Клички — иногда удачные, чаще не очень — Зяма напридумывал всем, вплоть до корректорш. Но прижились немногие, в частности — эти. Впрочем, прилипло и ко мне: «служивый классик».

Вроде и безобидное это прозвище имеет, увы, достаточно обидные основания.