…Примерно час спустя в уютной редакции развлекательных передач местного телевидения можно было увидеть небольшого человека в дымчатых очках, со светлорусой бородкой и плешинкой, чуть проклюнувшейся посреди мягких седеющих кудрей. Человек в очках, одетый несколько молодежней своих сорока с хвостиком лет — американская футболочка с загадочным числом 88, очень потертые светлые джинсы, не первой белизны спортивные туфли, — любезно общался с двумя довольно еще молодыми, но не так уж, сотрудницами — редактором и режиссером ежемесячной телепрограммы «Между нами, женщинами». Русобородый посетитель рассказывал им что-то смешное, раздвигая в улыбке безвольный, припрятанный за волнистой растительностью рот, крутил головой, поддакивал, мягко возражал, угощал собеседниц сигаретами и курил сам.
Это был очень светский человек.
Он все время что-нибудь делал. Вставал с кресла и подходил к окну, касаясь пальцами восковых листьев чахнущей на подоконнике герани. Живо откликался на просьбу костлявенькой рыжеволосой редакторши и говорил ей, который час, а потом, деланно хмурясь, скорбно качал головой: вот, мол, попусту уходит время… Режиссер, тоже рыженькая, но полная, кинула ему реплику — он поймал ее, ответил, почти не думая, но довольно удачно, улыбкой обозначил шутку, подыграл интонацией. Когда рядом с ним на столе запищал телефон, он снял трубку и заговорил в нее совсем не так, как только что: он, видно, настраивался на тональность того, который звонил.
— У аппарата? — веско переспросил он. — Ходоров, писатель… А вот Каретникова нет, ждем.
Ходоров. Феликс Михайлович Ходоров. Это я. Вернее, так зовут человека, который вовсю пользуется моим именем, этого суетливого бородача. Хотя, скорее всего, он-то и есть истинный Ходоров. А я? Вряд ли кто догадывается, что я существую.
Изредка, когда я отслаиваюсь от Феликса Ходорова, он предстает предо мною весь, нагишом, даже бурые печенки просвечивают сквозь кожу. Я наблюдаю за ним без какой-либо родственной симпатии, с жалостливой брезгливостью. Я не принимаю его таким, каков он есть, я мечтаю, чтобы он изменился хоть чуть. Но я знаю, что помочь ему невозможно. Для этого надо каждодневно, а не раз в полгода, в квартал или в месяц, выходить из его оболочки. Только тогда очеловечивается этот несложный разговорный автомат, запрограммированный на типовые житейские ситуации. Если бы я мог выныривать из небытия почаще!.. И не на горсточку секунд, не на жалкую минуту прозрения! Что эта минута, если все остальное время говорящее, передвигающееся, обнимающее, «думающее» и «творящее» нечто, известное людям под именем писателя Феликса Ходорова, действует так, как велят ему дырочки на трансцендентной перфокарте, пробитой невесть кем.
Вот и сейчас, как всегда внезапно, я с перископическим приближением увидел себя. Нет — его. Этого. Ходорова. Я разглядывал его отстраненно, будто из тьмы кинозала.
— Черт знает что, — сердито пробормотал Ходоров и забарабанил ногтями по нечистому от следов клея столу. — Еще полчаса, и я — уж простите, ради Бога! — пошлю куда подале и нашего с вами Каретникова, и саму передачу, как она ни мила.
Вот паяц! Ведь будет ждать, сколько нужно!
— Теперь уже скоро, — сочувственно причмокнув, вздохнула редакторша и поправила высветленную прядку в прическе. — Председатель задержал… От него не уйдешь просто так, вы уж потерпите, Феликс Михайлович.
Она-то не знает, что его угрозы — липа.
— Вот именно — «терпите», — с сарказмом повторил Ходоров. Он снова закурил и движения его были при этом подчеркнуто нервны. — Терпи, покорный россиянин…
— Некрасов? Или импровизация? — вскинула выщипанные брови режиссер. Щеки ее колыхнулись: молчаливость ей шла куда больше.
— Лидочка, не все ли равно? — Ходоров рубанул рукой воздух. — В нас, русских, азиатчина неистребима, застряла с времен Батыя, вот и терпим надо и не надо.
Что нам время — особенно чужое. Сегодня в России, знаете ли…
…Бог мой, скорей бы пришло затмение! Он невыносим! И ведь не остановишь.
…Зря я гневался на Каретникова: оказалось, шеф развлекательных программ задержался у председателя телерадиокомитета как раз в моих интересах.
Кандидатура гостя передачи «Между нами, женщинами», то есть моя, согласована была с начальством раньше, а сейчас Петр Иванович выдирал у него «добро» на возможность более или менее подробного разговора перед камерой о моей новой книге. По мнению председателя, это пахло скрытой рекламой, которую издательство и автор хотят протащить на халяву. По словам Каретникова, ему пришлось побожиться, что роман Ходорова «Не отводи глаза!» не включен в издательские планы «Парфенона», так что коммерческие интересы здесь исключены.
Но поскольку роман о любви — вернее, и о любви, — то затоптать столь выигрышную для женского ток-шоу почву было бы неразумно. Телезрители, особенно телезрительницы, устали от политики. Страсти-мордасти, пусть и выдуманные, восполняют им дефицит собственных эмоций. Разве бешеная популярность «мыльных опер» не наглядное тому доказательство?