Старшая мадемуазель Бибикова досидела с бабушкой у графини Толстой до тех пор, пока не было принято решение спросить Алексея Петровича Ермолова, как человека на Востоке бывалого. Ни на что сами не способны! А корчат из себя Боярскую думу! Вот он и присоветовал…
Потом разговор слился к счетам между родней, кто кому в каком колене заступил дорогу на лестнице чинов и пожалований. Кто выше кого должен сидеть. И чья девка приезжему принцу приглянулась более. Разве тогда Катя могла догадаться? Стояла за бабушкиной спиной и хихикала. Мамаши выхваляли свой товар, как на ярмарке. Громче всех почему-то кричала княгиня Урусова, готовая сбыть девку хоть в Петербург, хоть к персам – лишь бы с рук.
Демидовы молчали, потому что их не было. Не по чину потомкам сибирских купцов, хоть бы они и на золоте борзых собак кормили, сидеть в кругу истинной знати!
– Сначала нужно спросить моего позволения, – громко отрезала Катя, глядя на мать, сводного брата и бабушку, как на худших врагов.
– Ну, дом! – провозгласила Бибикова. – Воспитала дочек! Только и делают, что перечат. Ни послушания родительскому слову. Ни смирения. Не по-московски это.
– Какому родительскому слову?! – взвилась Лизавета Андревна. – Я ее мать, не вы.
– Очень даже по-московски, – уперла руки в бока Катя.
– Отрясаю прах вашего жилища от ног своих! – заявила старуха Бибикова и поднялась, чтобы удалиться. Ее никто не удерживал, и она двинулась по анфиладе комнат, оглашая их жалобами на молодое поколение, которое не знает своего места.
– Она вернется, – заметил Жорж. – И снова станет требовать.
– Что же делать? – испугалась девушка.
– Мы тебя не отдадим, – вслед за сестрой в комнату из тех же дверей впорхнула Оленка и обняла Катю за плечи. – Правда, мама?
– Правда. – Лизавета Андревна тяжело опустилась на стул и приложила ладонь ко лбу. – Что-то я, девочки, растерялась. Георгий Александрович, – она обернулась к пасынку, точно ища у него защиты, – хоть вы нам посоветуйте, как быть?
Глава 23. Короли и короны
Если Клеменс Меттерних и совершал глупости, то исходя из очень глубоких размышлений. В этом он походил на покойного императора Александра. Его увлекали проекты. Один красивее другого. Создание политических конструкций было слабостью, с которой канцлер даже не считал нужным бороться. Зачем? Ведь хороший проект, как корсет, стягивает бесформенный мир, придавая ему нужную фигуру. Обеспечивает предсказуемость.
Но недоумки-правители, их хитрецы-министры, негодяи-подданные рвались вон. Прочь от сдерживающих союзов и обязательств. Русские первыми помогли ему водрузить в Европе Священный союз, первыми же и ринулись из клетки, как только почувствовали, что накинутая узда держит их так же прочно, как и остальных.
Никакой помощи революциям! А тут, как на грех, греки восстали против султана. По-хорошему бы войскам Союза следовало подавить мятежных эллинов. Но русские, которые веками предоставляли единоверцам убежище, порты, землю для поселения, не могли, даже согласно букве договора, помогать туркам. Александр оказался хитер: произносил слова об общем благе, а сам направлял эллинам деньги и оружие.
Теперь картина многократно ухудшилась: русские и турки воевали, а без такой могущественной державы любой Союз превращался в фикцию. Дело Клеменса было вернуть убежавшего жеребчика в стойло. Действовать на русских следовало страхом. Иного стимула они не знают. Австрия имела возможность показать, что в случае выхода Петербурга из альянса не гарантирует ему Польшу.
Устав ждать новостей о персах, которым давно следовало перейти кавказскую границу, Меттерних решил, на свой страх и риск, короновать Франца в Кракове. Про запас. На всякий случай. Официально об этом объявлено не будет. Но по всем дипломатическим каналам информация вытечет так явственно, чтобы и петербургский кабинет узнал. Тогда при всяком удобном случае Вена станет пугать их истинным королем, способным поднять Польшу одним своим именем – Наполеон.
Едва герцог Рейхштадтский стал вставать и в сопровождении матери гулять по парку, как министр обратился к деду-императору: я все организую, вам достаточно только согласиться. И безвольный Франц II кивнул. Но обеспокоился: Краков в его владениях, неужели город придется отдать? Старика следовало успокоить.
– Нет, конечно, – улыбнулся канцлер. – Наша империя строилась на добровольном вхождении королей и курфюрстов под священный скипетр. Они ничего не теряли из своих прав, но приобретали защиту. Венгрия, Чехия – тому свидетельства. – Клеменс сделал паузу. – Можно пригреть и Польшу. Став королем, ваш внук присягнет вам как верховному сюзерену. Когда восставшие провинции присоединятся к нему, то не русские будут владеть землями по Висле, а целое королевство окажется в империи Габсбургов.
У старика, должно быть, голова закружилась от такой перспективы.