Пол и секуляризм

Она несравнима с нами. Она думает, говорит и поступает иначе. Ее вкусы отличаются от наших. Ее кровь течет иначе: иногда она торопится, подобно грозовому ливню. Она дышит не так, как мы… Она ест не так, как мы… У женщины иной язык[143].

На основании всего этого Мишле выдвигал идею о неизбежной зависимости женщин от мужчин, об их потребности в заботе и опеке со стороны мужей. Подобно тому, как женщина давала эмоциональную поддержку, мужчина обязан был руководить и направлять. Выводы Мишле перекликались с более чем вековой традицией ученых мнений о последствиях полового различия. Типичным был комментарий доктора Дж. Дж. Сакса, писавшего в 1830 году:

Половые различия не ограничиваются органами репродукции, но затрагивают весь организм целиком. Вся жизнь принимает женственный или мужественный характер[144].

Шотландский биолог Патрик Джеддес следующим образом различал мужской и женский темпераменты: мужчина проявлял «бо́льшую способность к максимальному усилию, к научной гипотезе или к умственному эксперименту», тогда как у женщины «больше терпения, более открытый ум, она способна лучше оценить тончайшие детали и, как следствие, у нее, если так можно выразиться, более проворная интуиция»[145].

Для некоторых ученых и социологов XIX века различие полов было связано с физикой энергии: считалось, что мужчины тратят энергию в актах интеллектуального творчества, тогда как женщины накапливают ее, «чтобы покрыть ее расход на [физическое] воспроизводство»[146]. Американский врач Эдвард Кларк утверждал в «Поле и воспитании» (1873), что интеллектуальная деятельность снижает энергию, необходимую женщине для деторождения. Слишком прилежная учеба, предупреждал он, нанесет ущерб женским детородным органам, поставив под угрозу не только самих женщин, но и будущее расы. На эту же тему писали английские авторы: женщинам нужно давать образование и даже право голоса в домашних делах, писал Дж. Аллен в 1889 году, но «мы обязаны настаивать на полном и свободном признании того факта, что, несмотря ни на что, раса и нация должны продолжать воспроизводить себя»[147].

Анатомические изображения человеческого скелета, начиная с XVIII века, делали акцент (в действительности преувеличенный) на большем размере таза у женщин и на более крупном черепе у мужчин[148]. Сравнение низкое/высокое подразумевалось само собой: область половых органов женщины соответствовала ее исключительно репродуктивной функции; более крупный череп у мужчины вмещал его большой мозг, источник рациональности и творческого начала. Мозг мужчины считался вместилищем его более высокой способности суждения (это несмотря на множество вопросов, которые ставили ученые и френологи о целостности мозга как единого органа). Мозг был в одно и то же время конкретным воплощением и неуловимым местом мужской сознательной рациональности, локусом мужского самообладания. Немецкий автор XVIII века Георг Зарганек открыл, что «в анатомии общеизвестно и не подлежит отрицанию, что формирование тестикул очень близко к формированию мозга»[149]. Историк Изабель Халл объясняет, что для Зарганека «семя было … метафорическим связующим звеном между мозгом и нервами, потому оно возбуждало творческий дух в мужчине, то есть разумное, инновационное воздействие на мир»[150]. Действительно, связь между тестикулами и мозгом проводилась издревле. Но Халл отмечает, что

важный момент состоит в том, что в XVIII веке, когда творческое начало стало интерпретироваться по-новому, как сугубо рационально-интеллектуальное, проявляющееся в науке, построении институтов и производстве, оно могло приписываться исключительно мужчинам с помощью модели, которая издавна ассоциировала силу мозга, жизненную силу и мужской генитальный аппарат[151].