Пол и секуляризм

Книга прослеживает взаимно конституирующие операции гендера и политики, изучая дискурс секуляризма от его антиклерикальных истоков в XIX веке до нынешнего использования в кампаниях против мусульман. Когда исторические контексты и мишени секуляристов менялись, менялись и репрезентации полового различия. Это особенно касается статуса и положения женщин. В XIX и в начале ХX века культурное и расовое превосходство женщин западных национальных государств над женщинами прошлого и женщинами из колоний связывалось с любящим согласием на подчинение, на роль матерей и хозяек дома, обеспечивающих живительное противоядие («рай в бездушном мире») против разрушений, которые несут политики и рынок, где тянули свою лямку их отцы, мужья и сыновья. Различие между частной и публичной, женской и мужской сферами занимало центральное место в репрезентации, как и акцент на том, что женская сексуальность должна быть обращена исключительно на деторождение. Контраст с сексуальной неразборчивостью женщин других рас и культур (славянки, «индуски», арабские женщины, африканки, мусульманки) помогал закреплению мнения о моральном превосходстве белых женщин-христианок. В XIX и в начале ХX века гендерное равенство не было «первородной» чертой предположительной религиозной нейтральности современных западных национальных государств, а гендерное неравенство было.

В XXI веке разделение публичного и частного исчезло, и женщины на Западе стали изображаться как сексуально раскрепощенные, свободные в реализации своих желаний в какой угодно форме, и это было объявлено мерилом равенства, принесенного «секуляризмом», под которым понимается то большая открытость разнообразию сексуальных практик («сексуальная демократия»), то антирелигиозный пафос, то откровенно протестантское и, как правило, либеральное понятие свободы как автономного, своевольного, индивидуального действия. Почему — и в каких областях — это равенство, не объясняется. Я как раз утверждаю, что подобный взгляд на сексуальную эмансипацию — не реализация универсальной свободы, но исторически специфическое явление: западное представление среднего класса о том, что значит быть свободным. Кроме того, это свобода, которая отнюдь не всегда приносит равенство: асимметрия полового различия сохраняется как в наиболее интимных отношениях, так и на рынке труда и идей.

Эта идея получает свой смысл лишь по контрасту с судьбой мусульманских женщин (которые изображаются сексуально угнетенными, жертвами мужского насилия, полностью лишенными агентности в личных и религиозных вопросах). В предельном случае Франции говорится о том, что взгляд на национальную идентичность вообще опирается на открытость сексуализированных тел женщин для взгляда мужчин — едва ли это показатель равенства в любом структурном смысле слова, но он определяется в качестве такового в программах, одобренных даже некоторыми политиками-социалистами[490].

Контраст Востока и Запада — это особенность дискурса секуляризма, от самых ранних его формулировок и до сегодняшнего дня. В нем есть преемственность и есть изменения. Преемственность связана с центральной ролью, которая отводится половому различию (в другой работе я назвала это «сексуларизмом»), с особым фокусом на месте женщин и с либеральным представлением об индивидуальном выборе и согласии. В этом дискурсе все еще сохраняется христианское измерение. Изменения касаются сущностного содержания этих понятий: от секса ради воспроизводства семьи, расы и нации к сексу как исполнению индивидуального желания, от женщины как приватного, страстного создания к женщине как публичному агенту, осуществлявшему свободный выбор, от акцента на взаимодополняемости полов к «равенству» между ними. Эти идеализированные представления подкрепляются не ссылками на психическую и структурную реальность жизни мужчин и женщин, а противопоставлением все такому же выдуманному чужеродному «другому» — мусульманской женщине Востока. Неизменно лишенная индивидуальной агентности, она рисовалась поначалу как воплощение растрачиваемой впустую сексуальности, а теперь олицетворяет ее неестественное подавление. В изображениях, относящихся к XIX веку, она агрессивна и сексуально неразборчива, теперь же описывается как пассивный инструмент своих отцов и братьев-террористов. Ее якобы ужасающее положение — антитеза всего, что «равенство» означает на Западе, более того, это ужасающее положение, собственно, и служит для определения западного равенства, в котором одни вещи подчеркиваются (право голоса, доступ к образованию, сексуальная свобода выбора), а другие нет (экономическое неравенство, «стеклянный потолок», мизогиния, домашнее насилие).

Несмотря на обширную литературу, в которой эти образы оспаривались как стереотипы, искажающие опыт и агентность мусульманских женщин, а также свободу женщин на христианском секулярном Западе, дискурс секуляризма продолжает предлагать их в доказательство превосходства «нашего» образа жизни. Сила этого дискурса имеет значение из‑за его влияния на политиков и медиа, а также на обычных людей.