Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди

А залив шумел и шумом собственных волн и волн моря, скрытого за оглохшим и почти ослепшим Городом-на-Мысу. Может быть, и рождались и умирали там, на берегу, те звуки, к которым с трепетом прислушивались мать и сын Стегачевы, но шум волн заглушал их. Ночь казалась и необычно шумной и зловеще тихой. Облака, провисая над черной землей мутновато-желтой и рыхлой массой, оторопело кружились, разрывались. В просветах показывались клочки темного неба с редкими звездами. Ракеты вспыхивали на том берегу залива, что прилегал к рабочей окраине города, вспыхивали и на самой Стрелке, но здесь, поблизости от стегачевского подворья, они не тревожили мглистой, ветреной темноты.

Мария Федоровна хотела сказать сыну, что если Валентин пошел к Рыбацкому причалу, то это очень далеко, еще дальше до камышей, что камышами до косы надо брести. Вода теперь невозможно холодная, а небо похоже на зимнее… И затем с горечью ей хотелось спросить сына — неужели такая страшная жизнь будет тянуться долго, месяцы и годы?! И знает ли он, ее Петька, есть ли у Валентина Руденького мать?..

С запада, из-за Петровского, долетел глухой гром, от которого заухала земля: жи-у-ю-га! жи-у-ю-га!

Петя взволнованно зашептал:

— Это те бомбардировщики, что пролетели, начали сыпать бомбы.

— Что «сыпать»? Куда «сыпать»? — придирчиво прошептала Стегачева.

Петя не понял, что мать и в эти секунды, как и всегда, требовала, чтобы он говорил грамотно.

— Мама, а ты не волнуйся, ведь это наши сыплют на станцию Желтый Лог, на их поезда. Слышишь, как рвется!

Немного позже Стегачева уловила, как с тоненьким, едва слышным зудом за облаками пролетели бомбардировщики. Сын был прав, это были наши бомбардировщики, и не только потому, что улетали на восток, но и потому, что по ним били пушки справа, из Города-на-Мысу, слева, с Зареновских высот.

А еще чуть-чуть позже Мария Федоровна слышала, как совсем близко, будто прямо за колхозным садом, раздался взрыв. Стеклянная дрожь пробежала от него по окнам флигеля, а над голыми акациями так прошумело, будто над ними с молниеносной быстротой пролетала большая стая птиц.

Наступила тишина, и стало слышно, что за ближним крылом сада шел поезд. По редким выхлопам пара было понятно, что он шел ощупью, с потушенными огнями. «Чуф-чуф, чуф-чуф», — доносилось из-за сада.

— Тянет оружие к фронту. Наши опоздали подорвать его, — вздохнул Петя.

Мария Федоровна не ответила. Она сейчас опять думала о сегодняшней мглистой, ветреной ночи и думала теперь совсем иначе. Исчезновение Руденького, его опасная дорога соединились в мыслях Стегачевой с тем, что делали наши летчики на станции Желтый Лог, что делали те, что в прошедшую минуту хотели подорвать фашистский поезд. Все это были дела сегодняшней ночи. Какую-то опасную для жизни, но необходимую задачу решали сейчас и ее муж и Василий Александрович… С осязаемой ясностью она поняла, что Петя оказался сильнее ее в сегодняшнем споре: все честные люди не ждали счастливого момента, когда невероятными усилиями других страна станет свободной. Она не может мешать сыну тянуться к этим людям, не может ради обыденного сбивать его с большого пути.

— Валентин сказал, что ты утром уходишь в город?.. Ты теперь такого не скрывай от меня, — сказала она сыну.

— Завтра увижу папу.

— Трудно поверить, — горестно вздохнула Мария Федоровна. — Значит, одна буду оберегать дом? Нет, постой, чего же одна? Будем охранять с полковником Мокке, — с шутливой грустью проговорила Мария Федоровна. — Кстати, куда я «его» дела? Не потеряла ли?

— Что ты, мама!

И они оба, встревоженные, вошли в дом. Фотография Мокке лежала на комоде. Они успокоились, перенесли ее на рояль и ушли на кухню и там стояли около печки все время, пока горела Петина серая тетрадь.

— Может, ее и не надо было сжигать, — с сожалением сказала Мария Федоровна.

— Нет, лучше было сжечь, — вздохнул Петя.

— Кто «она», кому ты писал?

— Почему думаешь, что «она»? Ты недреманное око?..

«Недреманным оком» отец называл мать, когда она вскрывала его письма.

— Ну, кто же она? — почти нежно спросила мать.

Петя застенчиво улыбнулся:

— Она обязательно понравится тебе.

* * *

Наступило утро. Через полчаса Пете надо было уходить.

Мать, поднявшись до зари, уже приготовила завтрак и усадила сына за стол, а сама, как раньше, при отце, стояла около стола в парусиновом фартуке, обшитом шелком, и в цветной косынке.

— Прошу тебя, ешь, а не глотай, как утка. Девяти часов еще нет, — говорила она.

— Откуда ты знаешь, сколько сейчас времени? Ведь наши часы остановились, и заводить их не по чему — радио не работает.

Мать спохватилась, испуганными глазами посмотрела на стенные часы.