Полдень магов. Оккультная перестройка мира

Книжники вместе с фарисеями, как известно, сказались друг другу: «Какой Христос?! Не сын ли плотника Иосифа из Назарета? Да из Назарета может ли быть что доброе?!» — и предпочли быстренько решить вопрос с непризнанным ими Мессией при помощи Понтия Пилата и римских солдат. А греческие любители мудрости, послушав в афинском ареопаге проповедь апостола Павла о воскресшем из мёртвых Спасителе, только насмехались и говорили: «Об этом послушаем тебя в другое время».

Человеческая мудрость не признала Живого Бога, что заставило Павла написать в первом послании коринфянам следующие, очень важные для нас слова:

«…слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, — сила Божия.

Ибо написано: погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну.

Где мудрец? Где книжник? Где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость века сего в безумие?

Ибо когда мир в своей мудрости не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих.

Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедует Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость; потому что немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков».[126]

Понятно, что разнообразные хранители тайных знаний, особо приближённые к Абсолюту и имеющие доступ к крану на трубопроводе высших энергий, встретили христианство в штыки. Дело, в общем-то, по-человечески понятное, житейски объяснимое: трудно расставаться с привычным убеждением в собственной исключительности, избранности и т. п. Да и в материальном плане близость к надмирному Абсолюту гарантировала, как ни странно, льготный доступ к благам мира сего. А тут вдруг приходят какие-то бывшие рыбаки и требуют от имени Плотникова сына покаяния. Понятно, что глупая чернь за ними потянулась, но аристократам духа пристало ли во всю эту ерунду верить? Нет уж, лучше остаться при своей книжной мудрости и философской вере, ну и при своих материальных интересах, конечно.

Однако христианство, вопреки активному сопротивлению всевозможных избранных и посвящённых, всё же утвердилось на земле, став верой значительной части человечества и даже государственной религией могучих держав. В связи с этим странным и неприятным для хранителей древней мудрости обстоятельством открыто выступать против Христа — Бога Распятого и Воскресшего — стало невозможно. Но и принять Его они не могли, гордыня мешала — мать всех грехов. Дело в том, что в христианстве нет никакого деления на внешнее и внутреннее, экзотерическое и эзотерическое. Нет христианства для избранных и для толпы, для профанов. Учение Христа одинаково для всех, а поэтому привыкшие к собственной избранности поклонники тайных знаний за Христом не пошли, предпочли того, кто с давних пор славился, своей особой мудростью («Змей был мудрее всех зверей полевых», — сказано в книге «Бытие» об этом персонаже). Но поскольку открытая борьба с христианством, как мы уже сказали, стала с некоторого момента затруднительна, избранные и отмеченные особой печатью повели борьбу тайную, не стихающую почти две тысячи лет.

Эта борьба у многих христиан вызывает недоумение. Как же так, говорят они, ладно ещё люди со своим ограниченным разумом осмеливаются выступать против Бога, не ведая, что творят. Но ведь их вдохновитель и искуситель — сам бывший ангел, да ещё из старших, из серафимов, действительно обладающих особым даром божественной мудрости. Неужто у него ума не хватает понять, что бороться с Богом — дело безнадёжное? Почему же он не смирится, но продолжает искушать и соблазнять?

Дело в том, что ум — не более, чем инструмент или слуга наших страстей. Если наше сердце от страстей не очищено, то они над нами властвуют и нами повелевают, в первую очередь, повелевают нашим умом. Так что последнему не остаётся ничего другого, как обслуживать наши страсти, такие, например, как гордыня и властолюбие. А у бывшего серафима ум хотя и велик, но и страсти посильней человеческих, к тому же лелеет и разжигает он их в себе уже очень давно, с незапамятных времён, с момента своего отпадения от Бога.