Принцесса на полном скаку, не разводя церемоний, взмахнула мечом и снесла дракону башку. Дракон сдох, и от этого заклинание, наложенное на Волшебничка, развеялось, и тот увеличился до нормальных габаритов. Поскольку он в это время сидел у Ясноглазки на плече, та потеряла равновесие и упала с коня. А драконья туша, оседая наземь, придавила ей ноги, так что она осталась совершенно беспомощной. Увидев это, главнокомандующий Леоновой армией скомандовал атаку и сам поскакал впереди, наставив копьё принцессе прямо в грудь. Дракона он мысленно тут же списал с довольствия, с непонятным старикашкой решил разобраться как-нибудь потом, а своего принца привычно в расчёт не принял. И зря. Потому что Пеон с первого же взгляда на Ясноглазку в её естественном виде влюбился по уши. И понял, что если она погибнет — то и ему, значит, жить будет больше незачем. В общем, он сам толком и не понял, как так получилось, что он закрыл её своим телом.
Все остальные не поняли вообще ничего. Только Ясноглазка поняла, что, пожалуй, Пеона всё-таки можно простить — если, конечно, выживет и женится. А Волшебник понял, что если он прямо сейчас не исправит ситуацию, то не простит себя никогда. Что-то у него там, в голове, перезамкнуло от потрясений. И колданул он так, что не только Леонова рана зажила, но и у самого молодого солдата мигом затянулись порезы от бритья.
Вот с этого самого момента он и стал Добрым Волшебником с Края Призаморья. А в фамильяры взял себе крысу, с которой познакомился в Ясноглазкином замке.
Пеон последние несколько минут еле сдерживался, чтобы не заявить, что вовсе не так всё было на самом деле (по крайней мере, что касается его самого и Ясноглазки). И не сдержался бы, успей рассказчик добавить что-нибудь ещё. Но тут последний переулок кончился, и процессия остановилась на широкой полосе голой земли между городом и лесом.
— Всё, пришли, — облегчённо выдохнув, сообщил сержант. — Это и есть Старая дорога. Стрелецк — направо.
На первый взгляд лес выглядел вполне обыкновенно: травы снизу, кроны сверху. Кажущиеся неестественно сочными краски резали уставший от созерцания ржавчины и серого камня глаз. Солнечные блики на красноватых стволах придавали картине оттенок торжественности, но ничего такого особо зловещего Пеон не почувствовал.
Сама дорога выглядела гораздо интереснее: хоть она и пролегала между двумя стенами — живой и каменной — как по дну ущелья, но вся была освещена ярким солнечным светом: ни город, ни лес не отбрасывали тени на утрамбованный грунт.
— Вот ведь раньше умели на совесть, — пробормотал сержант. И уже в полный голос добавил: — Ну вот, теперь вы — люди свободные, мы — люди по-прежнему подневольные, не поминайте лихом, если что.
Сказав это, он кивнул своим подчинённым, и двое из них парой хорошо отработанных движений скрутили Ствола и Стебля, а ещё двое, выхватив кинжалы, приставили по лезвию к многострадальным шеям каждого из братьев.
— Мы люди подневольные, — повторил сержант, — у нас есть приказ господина графа, и мы его выполняем. Приказано так: в Стрелецк идут только двое. Либо вы двое идёте прямо, то есть в лес, и тогда эти двое, живые и невредимые, идут в Стрелецк. Либо вы двое идёте в Стрелецк, а эти вот — уже совсем никуда не идут. Понятно?
Пеон оглянулся на Ястреба. Тот отвёл взгляд, пробурчал что-то вроде «сам заварил — сам и расхлёбывай» и принялся, задрав голову, с демонстративным вниманием разглядывать крыши складов.
Что ж, в таком случае Пеону не нужно было ничего решать, он и так прекрасно знал, как ему следует поступить. Точно так же, как поступил в аналогичной ситуации его дед, король Железная Крыша. Правда, в тот раз кучка бунтовщиков захватила в заложники самого Пеона, тогда ещё малолетнего принца. И требовали они прекращения кровопролитных и разорительных, хотя и победоносных, войн. Король тогда изрёк: «Принц — это всего лишь принц, а интересы государства — это интересы народа, и ни внешний, ни внутренний враг не заставит меня ими поступиться». Во всяком случае, именно в таком виде его слова вошли в историю. Хотя Пеон, зная своего деда, был уверен, что на самом деле тот высказался куда как короче и решительней. Так или иначе, Железная Крыша без колебаний перешёл от слов к делу. С не знающим пощады волшебным мечом в руках он первым ворвался в захваченное смутьянами здание и лично зарубил семерых. Несмотря на то, что никто, как выяснилось, на самом деле не собирался убивать ребёнка (и обращались с ним не хуже, чем во дворце), немногих сдавшихся в плен на следующий же день повесили на площади. «Слабаки! — сказал король. — Запомни, внук: никогда не берись за дело, если не готов идти до конца».