Полдень, XXI век, 2008 № 10

На следующей же неделе Пеона услали от греха подальше в интернат при имской Академии. Вслед за ним отправилось и большинство наследников знатных залужанских семей. А ещё через полгода старый король исчез при загадочных обстоятельствах вместе со своим мечом. На престол вступил мягкосердечный отец Пеона (некоторые даже называли его мягкотелым), который первым же делом помирился со всеми соседями. Тем самым то ли доведя до логического конца, то ли предав дело своего воинственного отца (последней точки зрения придерживалось большинство Леоновых товарищей по интернату).

Нет, всё-таки не стоило Пеону погружаться в размышления. Как сказал один чудаковатый принц перед тем, как погибнуть на дуэли, «с практической точки зрения склонность к раздумьям и трусость — это одно и то же». И вот, пожалуйста: Пеон замялся, запутавшись в мотивах и намерениях. С одной стороны, он твёрдо знал, что должен добиваться своей цели, игнорируя угрозы. С другой стороны, разве его цель не состояла как раз в том, чтобы спасти Ствола и Стебля? То есть жалости к бандитам он по-прежнему не испытывал ни малейшей: вполне вероятно, что они действительно заслужили смерть. Но ведь если они сейчас погибнут, то получится, что весь недавний страх и унижение — зря! Опять же, в Стрелецке он ничего не забыл, а вот к кресту, нацарапанному на загадочной карте, интереса не потерял. И потом, если уж на то пошло, необязательно ведь углубляться в лесной массив: достаточно скрыться за деревьями, а затем, сделав крюк, снова выйти на дорогу…

— Не смотри на меня так, не я это придумал, — заявил сержант. — По мне, так гораздо проще было бы вас скрутить, раскачать за руки — за ноги, да и зашвырнуть подальше. Но господину графу видней.

Кстати, да! С третьей (или уже с четвёртой?) стороны, Пеон чувствовал во всём этом какой-то подвох, только вот не мог понять, какой.

В тот самый момент, когда он уже совсем было собрался принять какое-нибудь решение, Ястреб молнией метнулся к Пеону, вскинул руку — в кулаке у него оказалась зажата стрела с чёрным оперением. Спустя мгновение самый молодой из стражников, охнув, начал оседать на землю: ещё одна такая же стрела вонзилась ему в спину. С крыши ближайшего склада раздались вопли — один разочарованный, один радостный и ещё несколько просто леденящих душу.

— Гоблины! — истошно заорал сержант. Стражники, мигом позабыв про заложников, бросились бежать — почему-то не в сторону леса, где можно было бы укрыться за деревьями, а обратно в переулок, навстречу новым выстрелам. Ствол со Стеблем торопливо заковыляли за ними следом.

Ястреб выхватил из воздуха ещё одну стрелу, на сей раз предназначавшуюся ему самому. Раненный стражник попытался подняться. Пеон, пригибаясь, подбежал к нему, подхватил, подставил плечо, поволок к лесу. Парнишка, покряхтывая, в такт с Пеоном сосредоточенно переставлял ноги. На последнем полушаге он, наконец, поднял голову — и внезапно лицо его, до того выражавшее лишь страдальческое недоумение, перекосилось от ужаса.

Прохрипев что-то нечленораздельное, стражник с неожиданной силой отпихнулся от Пеона. Пеон потерял равновесие, оступился и упал. Точнее, полетел кубарем.

Пеон падал долго — кувыркаясь, перекатываясь, пытаясь уцепиться за ломкие ветки кустов, оцарапывая руки, ушибаясь всеми частями тела — и, наконец, относительно благополучно приземлился на мягкий травяной ковёр.

Убедившись, что остался жив и даже не получил серьёзных повреждений, он сразу же полез обратно по склону невесть откуда взявшегося обрыва. Чем выше он забирался, тем круче становился склон, пока не стал неприступной отвесной стеной. Пеон задрал голову, чтобы посмотреть, далеко ли до края, и чуть было снова не покатился на дно: края не было. Склон поднимался всё выше, выше и ещё немного выше, а потом начинал загибаться внутрь и, в конце концов, переходил в горизонтальную поверхность — как будто несколько минут назад Пеон свалился на дно гигантской кастрюли, которую тут же закрыли крышкой. На этой «крышке» тоже росли деревья (верхушками вниз), протекал, не проливаясь, ручей, а прямо над собой Пеон увидел вцепившуюся в склон человеческую фигурку. Довольно неприглядного вида: чумазую, со свежей ссадиной на щеке и с таким выражением лица, какое бывает только у человека, увидевшего в небе своё отражение.

Пеон осторожно спустился вниз, улёгся на траву, закинув руки за голову, и попытался осмыслить ситуацию. Ситуация осмыслению не поддавалась, и это не добавляло ему душевного комфорта. Не то чтобы Пеон привык всегда держать ситуацию под контролем (хотя, теоретически, положение и обязывало), скорее уж наоборот — считал себя человеком вялым, слабовольным и нерешительным. Но зато отнюдь не глупым.