Полдень, XXI век, 2009 № 01

Барон уронил голову на грудь и некоторое время ехал молча.

— Из ничего даже волей богов ничего не творится, — медленно процитировал он. — И в ничто не уходит. Если она есть, то деваться ей некуда. Её количество должно быть постоянным.

Он помолчал снова, затем заговорил тихо, с усилием.

— Но если так, то кому-то она должна достаться вся целиком, без остатка. Может, драконам — нерождённым, бессмертным, свободным от всякой власти над собой и от жажды власти. Без семьи, без любви, без голода… Ни на кого и ни на что в этом рабском мире не похожим, абсолютно чуждым ему. Может, они и ненавидят благородных только за то, что к тридцати мы уже старики, и наш путь определён вплоть до доски гробовой. За то, что, имея все возможности быть свободными, мы не имеем достаточно гордости, чтобы свободными стать. Именно так: если нельзя быть свободным наполовину, свободным почти…

— Всё это, наверное, правильно, — сказал слуга, — только больно уж сложно для меня.

Колючие ветви кустарника здесь особенно яростно впивались во вьюки и попону коня, и он задержался, с раздражением отдирая их.

— Ничего удивительного, — со вздохом сказал рыцарь, — это потому, что ты глуп. Эй, где ты там застрял?

Рыцарь повернулся в седле. В тот же миг кусты впереди раздвинулись, и вылетевший оттуда чешуйчатый хвост ударил его в бок под рёбра.

Слуга услышал, как тяжело рухнул на землю рыцарь. А когда он поднял глаза, на краю поляны уже громоздился давешний дракон, задней лапой и хвостом прижимая к земле судорожно дёргающегося хозяина. И слуга словно наяву увидел всё, что будет дальше. Вот сейчас он развернёт коня влево, в ту сторону, куда оттягивает его сундучок с золотом и сапфирами, и перепуганный конь, ломая колючие сучья, понесёт его назад по тропе, всё дальше от хозяина, пьяного, обречённого, никому и самому себе не нужного. По дороге, которую он выберет сам. К дому, которого ещё нет. К хозяйке и детям, которые обязательно будут потом, потом, стоит только повернуть коня. Всё очень просто и ясно — и всё же слуга медлил, зачарованно глядя в чёрные бездонные драконовы глаза. И всё явственнее в глазах этих, в закостеневших челюстях рептилии, в каменной неподвижности отливавшей изумрудом морды чудилась ему презрительная улыбка. И слуга понял вдруг, что не повернёт коня, не даст ему сделать ни шагу назад. Медленно, не опуская глаз, он наклонился, нашарил во вьюке рукоять сабли и потянул. И тотчас дракон, оставив рыцаря, заструился через поляну к нему. Слуга резво спрыгнул по другую сторону коня. Сабля, продолжая движение, врезалась коню в ноги пониже суставов. Конь тяжело осел на круп, слуга отпрянул под его прикрытие, и, занеся саблю, замер на напружиненных согнутых ногах. Сейчас всё решится, сейчас. Стена кустов позади — это ничего, это даже хорошо. Сейчас дракон зайдёт справа или слева, задержится на секунду, поворачивая, и нужно сразу ударить в голову, тогда будет ещё секунда, и нужно придвинуться и бить в горло или по загривку, всей силой и всем весом, с оттяжкой, потому что времени замахнуться с плеча уже не будет…

Дракон не зашёл ни справа, ни слева. Он навис над слугой, подмяв визжащего коня, зацепил его когтями за бедро и потянул вверх, в опрятную розовую пасть. Спасаясь от острой боли, слуга резко оттолкнулся от земли и обеими руками поднял над головой саблю. И узорчатый дамасский клинок вонзился в шею чудовища, уткнулся в позвонки, спружинил и пошёл в сторону.

— Гав! — сказала Инесса, и милиционер тут же ушел.

Вот ну все, ну, понимаете, абсолютно все в тот момент возненавидели Винченцо и его тварь. Так-то особенно не говорили ему, не принято это в Гопри, всяких там куклускланов у них не водится, но между собой прямо-таки ненавидели, это что ж он такой, гадин всяких приваживает, а те людей кушают, да еще при этом здравствуйте говорят, ну и все в том же духе.

То есть спокойный народ, без всяких этих. Но накушамшись, как и все украинские люди, они себя соблюдают трудно.

Поэтому подгадали момент, когда Инесса в речке плескалась и ондатр для Винченцо выискивала, вина попили, пришли и говорят:

— Здравствуйте. Шо ж это вы, а? Нехорошо. Так что немедленно!

Винченцо ответил им грубо, и возникла у них дискуссия. Но Винченцо был один, а их много, поэтому побили его очень сильно, даже перестарались, вино у них такое, что выпьешь и даже курить забудешь, так что Винченцо перестал быть.

Получилось это случайно, никто такого результата даже и не желал, просто хотели насчет морду набить, а оно вон как вышло.

Милиционер пришел, вздохнул, сказал:

— Шо ж это он так? А еще Винченценко.

И принялся составлять протокол.

Тут выплывает из речки Инесса с двумя ондатрами дохлыми в авоське, смотрит на такое дело и говорит:

— Ох, блин!

Никто к ней даже и близко не подходит, сторонятся гадины. А она к нему подползла и повторяет:

— Ой, блин!

И умерла, не поверите, прямо на груди его умерла. Легла мордой своей гнусной на грудь его, немножко подышала, а потом перестала. Авоська с ондатрами так и осталась на пороге.