И в глаза посмотрел со значением. Несносен! Что за
Что себе вообразил, фрондёр штопаный?! Что ты, старик-унтер, вкупе с новобранцами, против… против кого играл?! Против
Положим, не лишено логики. Сам товарищ нарком на посылках! Бытовые условия сказочные! Конспирация!
Ход мысли – верный. Вывод – с точностью до наоборот.
Биомать! Ещё выяснится, синклит заведомо играл на поражение, имитируя упорное сопротивление!
Навряд. Руководитель всесоюзной шахматной тоже не лаптем щи! Отслеживал каждый ход – честная борьба!
Карточку сюда! Карточку, товарищ Измайлов! Ход!
Какой ты неотвязчивый! На, вот он… И в глаза со значением: может, нас ещё наградят… посмертно.
– Эт-то что?!
– Эт-то вот.
– Объяснитесь!
– Мы же с вами понимаем, товарищ нарком? Сами знаем, что задача не имеет решения. Мат в семь ходов. Неминуемо. Если, конечно,
– Цыц! Смирррна!
Товарищ нарком когда справедливый, а когда и беспощадный. Карточку – в мелкие клочки, потом – в лицо дураку-сибиряку.
– Слушай сюда, дурак! У всех вас осталось ещё семь ходов. Семь ходов – семь дней. Понятно? Понято? Повторить?! Вам осталось семь дней, вам осталось семь дней, вам осталось семь дней!
– Белые сдались.
– Глазами-то не сверкай, храбрец! Белые сдались, изволите ли видеть! Неминуемо! Белые сдались ещё летом двадцать третьего. Неминуемо и окончательно. Под Волочаевкой. В курсе? А мы – красные! Красные не сдаются! Играя белыми – тем более! До последнего! Понял, нет?! В глаза смотреть! Не моргать! Отвечать!
– Так точно! В курсе! Понял! Не понял, но понял!
Продолжаем фрондировать?
– Послушай меня,
А проняло сибиряка! Иной раз ласковость тона пострашней командного рыка, поубедительней.
Пошёл, пошёл!
…Можно бесконечно смотреть на то, как течёт вода. Ладно, ещё пятнадцать минут. Снова дрожь? Холодрыга!
Не стреляться же из наградного в самом-то деле! Как С-сапожник намекнул: слабость духа или сила духа?
Э-э, нет! Вывезти весь синклит куда подальше. Мы в ответе за тех, кого…
Спрашивается,
А там, считай, через дорогу, сопки Маньчжурии… Вулкан Чанбайшань, трёхтысячник, мечта альпиниста. Помоюсь и – горы!
Обставить всё, конечно, с умом.
Если ещё не поздно…
Поздно, однако. Пятнадцать минут на исходе. Мотор завести? Шесть цилиндров!.. Ваше время истекло! Бегом сюда! К машине!
И ведь бегом к машине! Запыхаясь и оскальзываясь. Но не от дворца. От прудов. Шарахнутая фигура в шинели с тяжеленным армейским кухонным бачком в обнимку. Из персонала кто-то?
– Ещё минуточку, товарищ нарком, ещё минуточку! Не уезжайте! Послушайте!
– Слушаю, боец.
– Нате!
На кой ляд товарищу наркому армейский кухонный бачок?! Что там ещё и булькает?!
– Форелька! Живая, только-только словленная! Для Спиридонываныча. Звонили…
Послушайте! Ведь, если рыбин разводят – значит, это кому-нибудь нужно? Значит, кто-то хочет, чтобы они были?
Маэстро
Иначе зачем всё?!
Глухо произнёс, устроив из ладоней подобие шор:
– Усталость и тяжесть… Неизвестно, что всё это значит.
Наедине с собой можно позволить.
Да известно, известно! Наедине-то с собой, в коричневом бархатном кресле, можно позволить: лукавство… от лукавого!
Нужно придумать, пожалуй, защиту против этой коварной комбинации, освободиться от нее, а для этого следует предугадать её конечную цель, роковое её направление, но именно это не представляется возможным.