Полдень, XXI век, 2011 № 07

Товарищ Минускулький про иную дружбу. Взаимопонимание при обоюдной пользе. Почему бы маэстро не попробовать себя… а хотя бы в роли следователя Центррозыска?! При его феноменальной памяти на лица, имена, обстоятельства! Для утверждения законности без гнева и пристрастий, во избежание перегибов.

Garde a vous! Вскользь о перегибах – снова явный нажим. Не далее как нынче утречком вот был бы перегиб!

Но Центррозыск – только для начала! Впоследствии – что-нибудь такое, с открытой визой. Коминтерн, информационно-организационный отдел хотя бы. В роли… а хотя бы переводчика. По всему миру – за казённый счёт. Сочетание приятного с полезным. Маэстро согласен? В принципе?

Что ж, пожалуй…

Мнилось, этих-то друзей переиграть будет сложно, но возможно. Разве маэстро не маэстро?! Жизнь – те же шахматы, но попроще. Да, где-то временно уступить инициативу, потерять качество, пожертвовать фигуру. Но в итоге!

И ведь по большому счёту оказался прав. Чего бы это ни стоило. Многого стоило. Но в итоге!

* * *

Или взять июль двадцать первого. Когда перезрелая швейцарка добилась своего-женского, заполучила в мужья относительно молодого, ещё и русского, ещё и маэстро. (Она добилась! Как вам нравится!)

Oh, mon officier!

– Анна! Не называй меня так.

– Но ты взаправду офицер! И – мой! И не называй меня – Анна. Анна-Лиза…

– Анна́-Лиз. Ана́лиз. Так лучше?

– Oh, mon officier!

Сама страстность, раба любви. Играла из рук вон плохо – и в шахматы, и в жизни.

Сошлись по службе. Коминтерновский переводчик Ерохин – швейцарская журналистка Рюг. Поселили при гостинице «Люкс», в общежитии Коминтерна. Служебный роман. Преувеличенный. Или искренне верила, что так и надо – как в немом кино. Если б в немом! Всё-таки журналист должен больше слушать, чем говорить.

– Я просто принесла тебе плед. Здесь везде такой сквозняк. И ещё нужен твой совет на ужин. У нас из продуктов только картофель, сельдь, брюква. Сделать «под шубой»?

– Сделай.

– Но нет лука. И постного масла. И во всём этом городе нет. «Под шубой» не получится.

– Не делай.

– Но надо же питаться!

– Не надо.

– Как так?! Что ты такое говоришь?!

– Аннализ! Говоришь ты! Я думаю над позицией! А ты говоришь, говоришь!

– Молчу, молчу… О, ты думаешь над позицией? Oh, mon officier! Мы без ужина – в постель?! О, согласна! Так мёрзну в этом городе! Согрей же меня, согрей!

Стерпится – слюбится?

Слюбится – увольте! Однако всё стерпится ради того, чтобы легально отъехать. Куда, куда! В заграничное путешествие! Неважно куда. Отсюда! Уже в курсе – из Одессы в Московскую ЧК поступил анонимный донос: гр. Ерохин связан с деникинской контрразведкой, получил от неё сто тыщ рублей, на кои средства и живёт при гостинице «Люкс». Дикость! Но не чудовищней, чем сундук английского агента.

Ехать, ехать! Хоть чучелом, хоть тушкой при законной супруге! Брак официальный, супруга – иностранная подданная. Какие препоны?!

А никаких. Всё, свободен!

Вот она, цена крепкой мужской дружбы!

Высока цена, высока. Ладно, когда под боком просто фефёла. Но ведь и соглядатай. Довелось, знаете ли, проаннализироватъ изнутри: Коминтерн создан и существует для проникновения обширной агентуры в зарубежные, враждебные Совдепии страны. Вербовщики-наводчики. Le conspirationnsime в чистом виде. Просто так, за красивые глаза, туда не берут. (Аннализ? Красивые глаза? Увольте!) Вот по дружбе – иное дело! Гр. Ерохин не даст соврать!

Не даст. Однако предупреждён – вооружён. Муж и жена – сообщающиеся сосуды, да не будет превратно истолковано. Кто к кому приставлен – простейшая двухходовка. Но en faveur? В чью пользу? Определять, взвешивать тому, кто предупреждён.

– Oh, mon officier! Тебе нравится Берлин? Здесь так прэлэстно, правда? Обратил внимание, какой всюду Ordnung? И с продуктами! И с погодой!

– О, да.

– А ты куда?

Н-на кудыкину гору! На Курфюрстенштрассе. Прицениться.

– Прогуляюсь.

– Ой, я с тобой!

– О, нет!

En faveur…

* * *

Или взять декабрь двадцать седьмого. Когда в Париже Русский клуб на rue de lAssomption чествовал свежеиспечённого чемпиона. Восторг! Восторг! Дамы в жемчугах и палантинах. И господа – пингвины, сплошь в смокингах. Меж приборов и фужеров, серебро и хрусталь, – цветы длинной цепочкой. Шумно и гамно.

– Да-а-амы и господа! Чемпион мира, маэстро Ерохин!!!

Явление маэстро народу.

Oh, imposant!

Что есть, то есть. Ледяной взгляд, ни намёка на пресловутую нервность. Прямая спина, выправка-officier. Смокинг, но не пингвин. По крайней мере, королевский пингвин.

– Просим, просим!

Сколько же среди вас, друзья, друзей?! Помимо супруги Аннализ, упоённой моментом, – немало. При его феноменальной памяти на лица, имена, обстоятельства – немало.

Просите? Что ж! Да воздастся:

– Миф о непобедимости большевиков рухнет так же, как рухнул миф о непобедимости Кордильеры!

Мёртвая тишина, как после молнии. Вот-вот грянет! Сейчас!

В досыл, во избежание дальнейших разночтений:

– Одни ищут в шахматах забвения от повседневного произвола и насилия, а другие черпают в них силы для новой борьбы и закаляют волю!