Поле боя при лунном свете

Дикие вопли окончательно разогнали видение. Мимо моей будочки мчалась орда десятиклассников. Их пейсики развевались на ветру. В ответ на свой вопль «Почему не на уроке?!» я услышал радостно-многоголосое «А у нас рав Ави не приехал!» Я усмехнулся. Меня всегда умиляло, что наши дети всех без исключения учителей, вне зависимости от предмета, кличут равами. Если Ави раввин, то я угол дома.

В этот момент Илан, вытаращив глаза, выскочил из учительской с криком:

– Теракт! Авраама Турджемана ранили!

Двери классов-эшкубитов пораспахивались. Все начали стягиваться к учительской. Скачками приближался рав Элиэзер. Трусили учителя. Следом ползли дети.

– Возле Перекрестка! В восемь двадцать пять! – выкрикивал Илан, как араб-продавец на базаре. – Ранение средней тяжести!

Не помог Турджеману бронежилет. А может, помог?

– Кто звонил? Кто звонил? – бормотал рав Элиэзер, вбегая в учительскую, куда я переместился заранее, как зритель, который, купив дешевый билет на двадцать пятый ряд, занимает свободное место на пятом.

– Из полиции! – прокричал Илан.

Рав Элиэзер бросился к телефону и набрал «звездочка сорок два» – возврат к тому, кто тебе звонил.

– Алло! Алло! Говорит директор ешивы тихонит «Шомрон». Вы только что звонили? Что случилось? Кто? Шустерман? Авраам Шустерман? Но он у нас не работает уже четыре года. И потом он Аарон, а не Авраам. Может, Турджеман?

Он положил трубку.

– Произошла ошибка! Ави Турджеман, будем надеяться, жив и здоров, хотя непонятно, почему он не приехал. Но вы, господин Мордехай, – при этих словах он повернулся к Илану – недорасслышали. Действительно ранен. Действительно на Перекрестке. И действительно в восемь двадцать пять. Только не Турджеман, а Шустерман. Странно, почему они позвонили нам. У нас действительно работал некто Шустерман, но, во-первых, это было три года назад, а во-вторых, его звали не Авраам, а Аарон.

– Но я ведь ясно слышал, что сказали «Турджеман»! – воскликнул Илан.

– Вы ошиблись, – мягко сказал рав Элиэзер. – Вы не расслышали.

Илан пожал плечами – дескать, с равом спорить не комильфо, но я всё же не сумасшедший.

– Ну что ж, – продолжил рав Элиэзер. – Всё равно случилась трагедия и, возможно, с человеком, которого некоторые из присутствующих знали. Будем за него молиться. А пока – все по классам.

В этот момент вновь зазвонил телефон.

– Снимите трубку, Рувен, – попросил рав Элиэзер.

– Ешива тихонит «Шомрон» слушает.

– С вами опять говорят из полиции, – раздался голос в трубке. – Извините, произошла полная путаница. Фамилия потерпевшего – Турджеман.

* * *

Турджеман, Шустерман… Ну и бардак у нас в стране. Один чиновник одно имя называет, другой – другое.

Итак, возникла новая ситуация. Вчера вечером я считался героем, но сегодня, когда Ави покоится на операционном одре, мое вчерашнее выступление выглядит грязным самозванством. Поэтому я подманил пальчиком Илана и выдал прямым текстом:

– Значит, так. Всё, что говорилось вчера, забудь. Араба убил Ави.

Илан кивнул с понимающим видом.

* * *

Вид у Гоши был тот еще. Из своего угла он поднял голову, печально взглянул на меня и снова уронил ее на лапы. Я огляделся. Нет, из дома мой песик сегодня не выходил. Но по комнате передвигался. На полу виднелись три уже подсыхающие лужицы – две темные и одна едко-желтая. У Гошки сегодня был дважды кровавый понос и один раз его вырвало. Я чуть ли не на руках выволок его из дому и буквально заставил немножко побродить со мной вокруг дома. Вернувшись, бросился звонить Инне.

– Попробуйте еще покормить, попоить его, – сказала она. – Будем считать, что сегодня последний шанс помочь организму. Понятно, что нужна операция, и понятно, что на фоне такого тяжелого состояния никакой операции он не выдержит. Если ему за завтрашний день станет лучше, поставлю капельницу и посмотрим, что делать. Но…

Она запнулась.

– Что «но»?

– Рувен, не исключено, что…

Гошенька мой!

Вздохнув, я перешел к искусственному кормлению и поению, при этом разодрал собаке шприцем губу, и на пол начала капать кровь. Он заплакал без слез и уполз в угол, а я сидел посреди комнаты со шприцом в руках, закрыв глаза и мечтая, что вот сейчас открою глаза, ко мне подскочит живой и здоровый Гошка и лизнет меня. Потом позвонил Шалому и договорился, что в моцаэй шабат он нас с Гошкой отвезет к Инне. Подумал, что хорошо бы, если бы меня там усыпили, а назад привезли здорового Гошку. Понял, что тихо свихиваюсь, и нужно срочно переключаться. Перед глазами всплыла Мишкина мордаха, и я, послушный видению, проковылял к телефону и набрал номер.

– Ой, папка, привет, как дела?

– Ничего, отдыхаю. Ребята разъехались.

– Пап, а ты смотрел «Патриот»? – и, не дожидаясь моего неизбежного «нет» – ой, пап, такой фильм прикольный!

– «Прикольный» в смысле – «смешной»?

– «Прикольный» в смысле – «хороший». Представляешь, там этот патриот, я не помню, как его звали, он, короче, сначала не хотел воевать – говорит лучше один тиран в трех тысячах миль отсюда, чем три тысячи тиранов в одной миле. А они тогда убили его сына. А тогда он…

– Погоди, кто «они»?