Хасан тоже смотрел на бородатые и безусые лица, пытаясь коснуться жизни этих людей чувством и в прикосновении найти ту близость, что даст ему ощущение единства с в
еликим народом, чья судьба стала и судьбой князя Хасана. Он знал: это приходит через взгляд, улыбку, жест или слово, которые знакомы тебе извечно, которые ты знал и понимал в том Пространстве, Откуда пришёл на эту Землю. Он пережил это в яме при встрече с Тупиком, а впервые пережил ещё раньше, в рязанской деревне во время набега, когда кривоногий, длиннорукий воин в овчине шерстью наружу с кривым мечом в руке медленно, вразвалку приближался к подростку, забившемуся в угол сарая, и тот лишь сказал: "Мама!" - и закрыл лицо ладошками. Было, как молния - "Это - я там, в углу, это меня, маленького, беззащитного, никому не причинившего зла, убивают во всех углах и на улицах, бросают в горящие избы, запихивают в кожаные мешки, привязанные к кибиткам и саням, - ведь я - тоже человек, ещё недавно бывший ребёнком!.." Через мгновение, рассматривая свой окровавленный меч и того в овчине, уткнувшегося в солому, он понял, что перешёл черту, навсегда отделившую его от соплеменников, что мальчишка в углу сарая ему в тысячу раз ближе этого в овчине, который способен убить ребёнка.И он рубанул ещё раз - так, чтобы тот никогда не встал. Оттуда, из сарая, начинался путь Хасана в эту великую рать Москвы, и не раз подкатывала к сердцу волна тепла, обещая слить его с ней. Но сегодня что-то мешало Хасану. Может, он привык к одиночеству, к настороженности в окружении врагов, поэтому и теперь нёс чувство своей чужеродности потоку русского войска. Хасану требовалось время почувствовать себя человеком, которому не надо таиться, играть чью-то роль, ждать удара и быть готовым к нападению, но близость битвы заставляла его торопиться, и он твердил себе: "Это - мой народ, мои братья, каждый из них теперь же готов умереть за русского князя Хасана. И этот рыжебородый мужик в полинялом зипуне и лаптях, и тот рослый старик со своим топором, и рябой парень в шапке блином, и скуластый боярин в зелёном кафтане на серой тонконогой лошади, и этот дородный дядя с обличьем купца, отирающий пот со лба рукавом вышитой рубахи, и сухонький возничий в рваном армячишке, помахивающий кнутом на разномастную пару и поминутно заглядывающий за борт - на месте ли смазница? - все они мой народ, без которого князь Хасан и его дело ничего не стоят, и князь Хасан за любого из них умрёт, как и они за него". Так говоря себе, он заглушал настороженность, что мешала ему быть своим среди своих.
Великокняжеские значки увидели издалека на прибрежном холме. Дружинники встретили криками:
-Тупик!.. Живой, чёрт!.. Выкупили?..
-Што я, товар? - Васька, смеясь, поталкивал товарищей. - Сам убёг, да вон ещё князя с собой прихватил.
-Ай, сокол! - Никита Чекан, облапив, целовал в заросшие щёки. - То-то радости московским девкам - этикой красавец жив-здоров воротился.
-Плюнь через плечо, Никита, до невест ещё эвон сколько вёрст.
-Доскачешь на таком-то коне...
Никита осёкся, встретясь взглядом с поседелым худым человеком из отряда Тупика.
-Господи... Не сон ли?..
-Не сон, Никита, - тот с усилием улыбнулся. - Признал...
-Ваня! Копьё!..
Товарищи обнялись, не пряча слёз.
-С того света, што ль?
-Почитай, с того. Спасибо Тетюшкову, пособил. Четверо мы ушли, а было нас полтораста невольников, отданных Мамаем на избиение для потехи... Да што! После расскажу, мне бы теперь сотню - да с Мамаем переведаться.
-Даст тебе князь сотню, ныне большая нужда в начальниках.
-Где - князь-то? - спросил Тупик.
-Эвон, ладьи провожает. Мужики не все плавать научены, так он следит, чтобы ладьи не перегружали.
-Едем к нему, князь Хасан, - позвал Тупик.
Воины оборотились на стройного всадника в чёрной татарской байдане.
-Кто - таков? - спросил Никита.
-Наш, татарин, - пояснил Копыто. - От Мамая ушёл, лютый враг ему. И эти трое - тож наши, нукеры князю.
Никита покачал головой и присвистнул.
-Приглядеть бы за таким-то "нашим".
-Не сомневайсь, - подтвердил Копьё. - Видел его в бою - великий воин. С таким за радость почту стать рядом в битве...
Дмитрий только что отругал начальника переправы за какой-то недосмотр, обернул к подъехавшим сердитое лицо, не меняя выражения, усталым, с хрипотцой голосом сказал:
-Явился, разбойник! Мало - на рожон лезешь, ещё и от Мамая сбежал, шатаешься невесть где, а мне заместо тебя гонца выкупать пришлось. Довёл Мамая - он послов начнёт сажать в яму. Вот Боброк те ещё задаст покрепче мово, - и, улыбнувшись, обнял разведчика.
Васька, смущённый лаской государя, удивлённый тем, что Дмитрий уже всё знает, пробормотал:
- Я привёз вестника, государь.
Дмитрий Иванович посмотрел на Хасана, и тот, сняв шлем, поклонился, выпрямившись, назвал себя. Дмитрий подошёл к татарину, всмотрелся в загорелое лицо, в спокойные серые глаза.