Поле Куликово (СИ)

Через день войско вышло к Дону, опередив Орду. Ратники всматривались вдаль Задонщины, каждый гонец, приносившийся оттуда к воеводам, вызывал множество толков и вопросов. Что решат князья? Где - противник? Дальше пойдёт войско или станет заслоном от лютого ворога здесь, в преддверии Дикого Поля? Большинство склонялось к тому, что московский государь обложит полками левобережье Дона и не пропустит Орду в Русскую землю. Таршила не соглашался, задорил своих: "Пойдём за Дон, до Сарая и далее, где Орда заводится, - до великой стены". - "Какой стены?" - удивлялись ратники. "А есть там стена посередь степи, до неба. Когда ишшо люди сильно плодиться начали, они, штоб не воевать из-за земли, напополам её разгородили: одна половина - ихняя, хановская, другая - наша. А потом Чингизка собрал Орду и велел ту стенку продолбить, с тех пор они захватывают чужую землю. Дак мы их обратно в ту дыру загоним, заделаем её, уж тогда воротимся". Таршила посмеивался, ратники качали головами: "Брешешь ты всё, дед. Игде она, та стена, - до неё, поди-ка, и в год не доедешь?" - "А ты што, сидя за печкой, хочешь одолеть ворога? Они вон полсвета прошли, а мы што, хуже их? Пока волчье логово не разоришь, овечек не уберечь. Не ныне, так завтра до логова всё равно добираться надо, коли жить хотим".

Остылой тревожной синевой сквозила донская даль, в безветрии дремали стяги полков, к великокняжескому шатру, раскинутому на возвышенности возле деревни Чернавы, съезжались князья и воеводы. Дмитрий только теперь встретился с Ольгердовичами и обнял их.

-Ай, лихие витязи, гнездо Гедиминово! Повязали братца-то. Где он - ныне?

-Вышел из Одоева, берегом Упы крадётся, - ответил рослый Андрей, заправляя под шлем густую прядь. Дмитрий, хрупкий на вид, подвижный, чуть нервный, похожий на брата лицом и серыми большими глазами, в которых ещё не растаяла дымка пройденных далей, добавил:

-Наши дозоры с него глаз не спускают. Ночью его гонца к Олегу поймали: Ягайло просит ответить, когда Олег будет на Дону. Тот, видно, не спешит, а без него Ягайло опасается к Мамаеву котлу садиться - как бы от ордынского угощения живот не схватило.

-Рязанец-то - изворотлив, - заметил младший Тарусский, Мстислав. - Ждёт, пока мы с Ордой порежем друг друга, он же наши земли приберёт под свою руку.

-Подавится, глотка - узка, - сказал Бренок.

-За рязанский народ - обидно, - вступил в разговор Оболенский. - Эвон сколько охотников пришло. А кабы ихний князь с нами стал!..

-Народ за правителей - не ответчик.

-За кого ж он ответчик? - спросил Владимир.

-Власть - от Бога, - сказал Иван Тарусский, - народ должен чтить её.

-От Бога? - звякнул голосом Владимир. - Мамай тоже - от Бога? Нечего нам всё на Бога сваливать! Народ, он своих правителей стоит. Небось, братоубийцу Глеба старая Рязань выбила вон. И Борьку Нижегородского народ взял за глотку, как начал тот разводить крамолу.

-Что ж, ныне бунтовать рязанцам? - спросил Тарусский.

-Против князя-изменника бунтовать не грех. Или судим мы ныне тех рязанцев, кои явились к нам, не спросив своего государя? Или те бояры и паны, что от Ягайло к нам переметнулись, чести себе не добыли? Они же - бунтовщики против своих-то государей...

-Будет, Володимир, - Дмитрий, хмурясь, осмотрел воевод, поджидая, пока они рассядутся. Каждый из них знал своё место. На военном совете по правую руку от князя сидел брат Владимир Серпуховской, по левую - Бренок. В первом ряду напротив - Боброк, Ольгердовичи, Оболенский, Ярославский, Белозёрский с сыном, Тарусские, боярин Тимофей Вельяминов, его брат Микула, за ними - другие князья и большие бояре. На князьях и воеводах полков золочёные шлемы и брони, оружие тоже чеканено золотом, изукрашено дорогими каменьями, на боярах помельче рангом чеканка серебряная. Хотя иные из них богаче удельных князей, соблюдали необходимый в воинском деле этикет - ратники должны издалека различать своих начальников. Поэтому и ферязи почти на всех разного цвета.

В наступившей тишине взоры устремились на государя. Он долго молчал, глядя перед собой сквозь бояр, одной рукой поглаживая бороду, другой опираясь на меч с золотой рукояткой. Полото льняного шатра рассеивало солнечный свет, пригашенные блики текли по шишаку князя на сталь оплечья. Золочёное зерцало с красным фигурным крестом оттеняло чернь подстриженной бороды и серебристые переливы лёгкой кольчуги из нержавеющего булата. Стальные бутурлыки Дмитрий снял, его шагреневые сапоги бросали красное пламя в зеркальные пластины оборки на бёдрах, и воеводам казалось, что их государь только что вырвался из битвы, где по пояс текли кровавые ручьи.

Наконец взгляд князя вернулся издалека, он глянул в лица наперсников и заговорил: