Поле Куликово (СИ)

Было за полночь, когда Фома встрепенулся, весь ушёл в слух и зрение, - вроде бы где-то пропела струна гуслей. Такой стонущий звук рождает горло журавля. Осенью по ночам журавли редко подают голос, поэтому Фома и велел сигналить об опасности криком журавля. Долго ждал, пока не увидел: от полуденных стран ползёт по степи туча чернее ночи, заливает шевелящейся тьмой увалы, низины и взгорки, и в ней зарождается будто шуршание змей, топот ног, лязг и бряк железа; вот уже тысячи глаз зеленовато засветились на чёрных лицах... Хочет Фома прокричать журавлём, чтобы его услышал весь отряд, но в горле застрял кусок льда. Хочет толкнуть Никейшу Ослопа, броситься к лошадям, укрытым в овраге, но лёд оковал тело. К Чуре подползает черноликое воинство - вот-вот хлынет в реку, расплещет её тысячами ног, растопчет дозорных, затопит Куликово поле, сомнёт русские полки, переходящие Дон. Ничего не страшился прежде атаман Фома Хабычеев, ибо давно уже не дорожил собственной жизнью, но тут омертвил его ужас, только мысль ещё жила, и он хотел обратить её к молитве, да забыл слова. И когда уже совсем близко придвинулась ползучая тьма, когда Фоме надо бы умереть от своей вины перед государем и русской ратью, на востоке встало светлое облако, от него упал огненный столб, и из того столба вышли на берег Чури два светлых витязя с сияющими мечами в руках. Едва увидев, он узнал их. Взрослые мужские лица мало походили на те, что помнились ему, но это были лица сыновей. Он узнал их по родинкам - лишь теперь вспомнил те родинки, у одного на правой, у другого на левой щеке. По этой примете он узнал бы их даже стариками. Оба вскинули мечи, озарив степь, и голоса колебнули пространство:

-Прочь, нечестивые! Не добудете вы на Русской земле ни богатства, ни чести, ни славы, а добудете лишь могилы!

Ударили мечи-молнии по чёрному войску; легли его первые ряды, и вторые, и третьи; заметалось море ползучей темени, начало сжиматься, редеть. Последний раз сверкнули вдали огненные мечи и пропали...

- Ох, и полощет, - шептал Ослоп на ухо атаману. - Сурьёзная тучка. Кабы к нам не заворотила...

Фома приходил в себя; чёрный окоём рвали зарницы, оттуда уже доносились громы. Ничего не сказал своему приёмышу, ибо понял: ему лишь одному было видение, которое надо поведать государю. Фома молился о победе Дмитрия Ивановича, благодарил Спаса, но вместо иконописного лика чудились ему лица выросших сыновей. И Фома поверил: оба - живы и оба нынче пришли на Дон...

Лишь один разъезд степняков вспугнули той ночью княжеские заставы. О движении больших сил Мамая не было вестей до утра. Но с рассветом в степи, на полдень от Куликова поля, запели стрелы, зазвенели мечи. Крепкая сторожа под командованием Семёна Мелика начала битву, опрокинув и почти поголовно истребив тысячный отряд лёгкой ордынской конницы, рвавшийся туда, где строились русские полки.

III

Ясное утро 7 сентября застало русское войско на Куликовом поле в сомкнутых колоннах. Перекликались сторожевые полков, носились рассыльные, отбившиеся воины искали свои отряды; время от времени взрёвывали сигнальные трубы, и сотни пешцев, всадников и телег перемещались по полю, сминая травы и кустарник, до дна расплёскивая бочаги и ручьи.

В час восхода над Доном заполыхало пять длинных костров - по приказу великого князя факельщики запалили мосты. Потянул ветер, раздувая пламя, оно словно пожирало туманец над плёсом; смешиваясь с дымом, он уносился вниз по реке. На левом берегу Дона не маячило ни единого ратника, ни единой подводы. Чёрные дороги, проложенные полками ночью, уводили от берега на равнину, скрытую Зелёной Дубравой, и оплотневшая земля ещё курилась, разогретая тысячами подошв, копыт и колёс.

Едва встало солнце, русские полки начали построение для битвы. Воеводы появились перед полками, скликая начальников. На семь вёрст в длину и на пять в ширину раскинулось Куликово поле, но лишь на двух с половиной верстах можно поставить сплошной боевой длинник рати. Слева поле резала Смолка, бегущая в Дон, едва проблёскивая стеклом воды среди ольхи и дубков, справа звенел ключевой струёй бегущий в Непрядву Нижний Дубяк, чьи берега напоминали склоны глубокого оврага, заросшие урманом. Тёрн, усыпанный ягодами, гроздья калины манили прохожего в лесную глушь, суля иные, неведомые дары, но в это царство вепрей, куниц и крылатых ночных хищников проникнуть можно было лишь с топором.

В берега Смолки и Нижнего Дубяка предложил Дмитрию Ивановичу упереть крылья русской рати искушённый в тактике воевода Боброк, когда они с великим государем, переодетые в простые доспехи, выезжали вперёд - осмотреть Куликово поле. У них имелся чертёж поля, снятый разведчиками, да ведь место скажет глазу больше, нежели его подобие на бумаге. Дмитрий убедился, что Нижний Дубяк не даст коннице Орды охватить русский правый фланг, значит, здесь враг лишится половины своей силы.