Поле Куликово (СИ)

Мамай не повернул назад своего отряда, встречи с которым больше всего опасался и желал князь Хасан, присоединившийся к погоне, когда большой полк выровнял крыло и русские пешцы оградили место, где упал Дмитрий со своим последним стражем Васькой Тупиком. По пути Хасан, знавший Орду, сумел заскочить со своим отрядом в двадцать мечей в заводной табун, и воины поменяли коней. Кони плохо слушались русских всадников, потому что не знали русского языка, но несли бешено и неутомимо знакомым им путём, и скоро Хасан оказался среди головных русских сотен, скакавших с обнажёнными клинками. Рубили отставших врагов без пощады, хотя редкий сопротивлялся, - некуда было девать полонённых. Белая ферязь Боброка-Волынского летела среди стальных панцирей двадцатилетних рубак передовой сотни, к ней пристал Хасан со своими конниками, но впереди, за оседающей пылью, в пёстрой массе бегущей Орды нигде не мелькали алые халаты сменной гвардии...

Сначала за пылью появились стада Орды. Напуганные бегством тысяч всадников, с рёвом метались быки и верблюды, носились по степи обезумевшие табунки лошадей, к которым приставали осёдланные кони, потерявшие всадников, овцы сбивались в крикливые отары, давя ягнят, сторожевые псы с лаем бросались на проносящиеся отряды, многие, визжа, гибли под копытами. И почти от каждого стада бежали навстречу русским обросшие худые люди, одетые в рвань. Иные плача, иные смеясь, они несли на руках колодки, прикованные к ногам цепями. Каждый русский ратник готов был прижать к сердцу невольника, но ещё не было закончено дело, и сотни проносились мимо. Тогда невольники стали искать потерянное воинами оружие, помогая друг другу, рубили и расклёпывали цепи. Какой-то воевода с небольшим отрядом всадников задержался около кучки освобождённых, крикнул:

-Ребята, ловите коней, сбивайте стада в гурты и гоните к Непрядве - тем вы пособите нашему делу! А праздновать встречу будем после!

Воины бросали невольникам кинжалы, напильники для заточки оружия, чтобы те легче справлялись с цепями.

...Хасан первым заметил поблёскивающий в лучах закатного солнца золочёный шатёр, на скаку приблизился к Боброку и указал мечом.

-Давай туда, князь! - крикнул воевода. И - ближнему сотскому. - Олекса! С тремя десятскими - за князем Хасаном! Помоги ему всё там взять и ничего не трогать...

-Возьмём и не тронем, княже! - Олекса сверкнул белозубой улыбкой на Хасана и повернул за ним своих воинов.

Боброк продолжал вести русские дружины по следам Орды - мимо брошенных юрт, опрокинутых кибиток, потухающих костров, над которыми покачивались от топота коней чёрные котлы с варевом. Во многих юртах, за опрокинутыми кибитками плакали дети, женщины и больные, ожидая смерти, но русские не обращали на них внимания, не приглядывались к добыче. Двумя волнами они пронеслись через лагерь за Красивую Мечу, где находилась вторая половина становища Орды, в основном успевшего сняться и убежать вслед за воинами.

Человек не может бояться всё время, страх и любопытство живут рядом - скоро из-за пологов юрт, из-под телег начали высовываться неумытые рожицы, там и тут заблестели тёмные глаза женщин, ещё не высохшие от слёз. Было пусто и тихо, шум погони пропал за рекой, степь открыта на все четыре стороны - беги! Но те, кто мог, убежали, а кто не мог - тому и в степи нет дороги. Люди стали выходить наружу, бродили по лагерю, иные собирали и складывали на повозки опрокинутые вещи. Разбежались, едва появился новый большой отряд войск, попрятались в свои углы. Оттуда снова полился вой и плач, но уже не такой громкий. Отряд остановился посреди лагеря, молодой начальник тысячи, коренастый, степенного вида, соскочил с лошади, заглянул в сумрак ближней юрты, обвёл взглядом лагерь, отдельные курени которого терялись вдали по берегу.

-Эко добра-то побросали!

-Ихнее главное добро, боярин, эвон в степи пасётся.

-Было ихнее, стало наше. Однако и тут есть чем поживиться. Охотники пограбить найдутся и среди наших.

Лицо боярина стало озабоченным, он подозвал сотских, указал, где расставить стражу, велел осматривать и налаживать повозки, собирать тягловых лошадей и быков, разбросанное добро грузить и не потакать любителям поживы.

-Однако вой слышу, а живой души не видно.

-То ихние бабы и ребятишки попрятались от страха.

-Ну-ка? Кто по-татарски может, покличьте - пусть выходят. Да скажите - мы с бабами и детьми не воюем.

Скоро к боярину потянулись женщины, старые и молодые, в цветных халатах и шароварах, в тюбетейках, расшитых стеклянным бисером, с монистами на шее и вплетёнными в мелкие чёрные косы. Многие держались за руки ребятишек. Опущенные, прикрытые ресницами глаза, в фигурах - готовность исполнить любую волю новых господ.

-Вон сколько вас, сирот покинутых! - усмехнулся боярин. - По всему-то стану, поди, улус наберётся. Придётся в Москве ордынский посад строить. Чего молчите? В Москву ведь собирались... Будете в Москве, теперь уж точно.

Воины смеялись, полонянки поднимали глаза - такой смех не может сулить беды.