Поле Куликово (СИ)

Жаль чего-то стало Остею. И радовался, что видит крепость устроенной, а словно обманули его. Не потребовалось от Остея немедленных подвигов во спасение великокняжеской столицы, толпы не валили ему навстречу, не звонили колокола, не шли попы с хоругвями и святыми реликвиями. Народ спал - в боярских и купеческих домах, в клетях, житницах и амбарах, приспособленных для жилья, спал в шатрах и среди подворий - спал и не чуял близости спасителя. Остей заволновался: не придётся ли ему, посланцу государя, доказывать своё право возглавить оборону, назначать и смещать начальников, вести переговоры с Ордой?

Дядя, Дмитрий Ольгердович, сказал ему на прощание: подобной чести иной князь во всю жизнь не дождётся, - Остей же с радостью послужил бы Донскому в чистом поле, командуя даже сотней, а эту честь уступил бы дяде. Но Дмитрий Ольгердович мечом и преданностью давно уже выслужил у московского государя немалый удел, Остею же надо ещё заработать свой хлеб. И княжеский хлеб - нелёгок, если ты не получил наследства. В Литве - смутно. Многочисленные сыновья Ольгерда - дядья Остея - грызутся за каждый городок и клочок земли. От отца, владеющего бедным Киевским уделом, не разживёшься, да Остей - и не единственный сын. Идти на службу к западным государям тому, кто крещён в православии, - значит, заранее обречь себя на изгойство. На Руси он - свой.

Если Москва падёт, Остея ожидает гибель, хуже того - ордынский полон. Но если Москва выстоит, его слава сравняется со славой дядей Андрея и Дмитрия - куликовских героев.

У великокняжеского терема вооружённый привратник, увидев Остея в сопровождении бояр, согнулся в поклоне.

-Милости просим, государи. Хоромы - пусты и конюшни - тоже, всем хватит места. Я счас конюхов кликну.

-Где - ваш воевода? - спросил Остей, спешиваясь.

-Адам, што ль? Дак он стоит в дому князя Володимера - там все начальные. А терем государя велено не заселять на случай чего да штоб не попортили утвари.

Прозвонили к заутрене. Князь решил не торопить события, занялся размещением дружины, но в ворота скоро вломились горожане в кольчугах, кафтанах, епанчах, все опоясаны мечами, за голенищами - длинные ножи, на поясах у кого праща, у кого железная булава. Передний детинушка средних лет, скинув кунью шапку, поклонился князю в пояс и заговорил:

-Слава Всевышнему, дождались сокола. Примай, Остей Владимирыч, крепость, ослобони от тяжкой заботы.

Остей улыбнулся:

-Ты уж и рад... Адам-суконник, я не ошибся?

-Не ошибся, государь, - уж как рад, словом не сказать.

-Ладно, воеводство приму - на то воля великого князя Донского. Но тебя, Адам, с твоими подручными не ослобоню от дела. Как мне - без помощников? Бояр-то, почитай, нет у меня.

-Э, государь, - ответил темнолицый человек с клешневатыми руками. - Был бы князь - бояре найдутся.

Остей свёл белёсые брови и спросил:

-Что о татарах слышно?

-Да уж в зареченской стороне показывались их дозоры. Большое войско будто на Пахре. Олекса Дмитрич вечор пошёл в сторожу, ждём с часу на час.

Клешнерукий со смехом прогудел:

-Што я говорил! Эвон, князь, бояре подваливают!

Сначала в воротах появились сразу три чёрные рясы настоятелей монастырей, во главе шествовал рослый архимандрит Симеон. За святыми отцами - толпа боярских кафтанов, шуб и шапок, оружные отроки и челядины.

-Глядите: великий боярин Морозов!

-Чудны - дела Твои, Господи: то ни единого воеводы в Белокаменной, то сразу три! - хохотнул клешнерукий.

-На готовенькое вороньём летят, - заметил другой.

Монахи наперебой благословляли князя, он, кланяясь им, поглядывал на Морозова.

-Здоров ли государь наш, Дмитрий Иванович? - загудел тот.

-Здоров, - ответил Остей. - А ты, боярин, будто занедужил?

-Одолело меня лихо проклятое, да миловал Бог. В Симоновском к мощам приложился, а ныне спешу принять службу, возложенную на меня государем.

"Какой только дьявол тебя принёс?" - подумал Остей.

-Княже, суда и правды у тя прошу! - Вперёд через толпу проталкивался боярин Томила. - Не попусти убивцам и татям!

-О каких татях речёшь, боярин?

-Здесь, перед тобой - они! Били меня смертным боем и этот вот, - ткнул пальцем в Рублёва, - и тот вон, и Олекса, Богом проклятый, бил и конно топтал, бросал меня, боярина служилого, под ноги черни. Глянь на язвы мои, княже! Послушай других лучших людей, битых и ограбленных ворами. И ты, народ, не попусти ватажникам, вяжи их! - Томила попытался ухватить Рублёва за ворот, но получил такой толчок в грудь, что едва не свалился.

-Пошто охальничаешь, боярин? - крикнул Адам. - Ты, государь, людей допроси, прежде чем слушать буяна Томилу. Он - виноват в бесчестье своём. Стыдно, боярин!

-Што-о? Ты, суконник, стыдишь меня?

-Погодь, Томила. - Морозов выступил вперёд. - Князь, и я наслышан о воровстве. Смуту учинили тут без меня: в колокол били, в детинец ворвались силой, человека мово Баклана с иными стражами, почитай, донага раздели.

-Людей побили, сучьи дети, кои Жирошку, боярского сына, воеводой кричали! - раздался голос из толпы.