Поле Куликово (СИ)

Из-за прясла Никольской башни взирал на пожар князь Остей. Он кутался в светлый плащ. Лишь теперь Остей начал понимать, какую ношу взял на свои плечи. Рядом топтался Морозов. Его одутловатое лицо словно поблекло перед пожаром, в желтушных угрюмых глазах плясало отражение огней, кривились губы. Поодаль застыл Адам, рядом с ним что-то пришёптывал Каримка, то и дело хватая за руку мрачноватого Клеща. Адам, казалось, не видел пожара, сейчас он решил, сдав детинец, вернуться в свою суконную сотню, чтобы сражаться на стене. На коленях возле широкогорлого тюфяка молился Пронька.

Вавила уже вернулся на своё место. Он стоял на стене возле Фроловской башни, вымученный, с опалённой бородой, в прожжённом кафтане. Маленькая миловидная женщина с ребёнком на руках жалась к нему, утирая глаза концом повойника. Вавила не стал удалять жену, прибежавшую к нему с детьми, да и жёны других ополченцев теснились тут же. Вавила смотрел на огонь, и по временам горящие избы, терема и храмы казались ему кораблями, гибнущими в сражении - так много схожего было между московским пожаром и тем, что он видел на море. Люди - безумны, или это Бог за прегрешения ставит их перед неизбежностью войн?.. Вспомнились холёные лица богачей, роскошь их одежд и дворцов, великолепие храмов, которые они воздвигли своим святым на костях рабов и чужом золоте, алчность работорговцев, жестокость надсмотрщиков, старавшихся для большего обогащения хозяев. Те две морские армады дрались за право владеть торговыми путями, по которым стекаются в закатные города богатства всех земель и дешёвая рабская сила. И Орда снова идёт на Русь, чтобы взять новые полоны, дармовые меха, золото, серебро и хлеб. Но те-то, кто полезет на эту стену, подставляясь под выстрелы тюфяков, луков и самострелов, под камни и горящую смолу, много ли получат? Как и те, которые на его глазах жгли, резали и топили друг друга посреди пылающей Адриатики? Обогатятся ханы и мурзы, ещё больше обогатятся работорговцы и скупщики награбленного, а с ними - владетельные сеньоры в закатных и полуденных странах. Если, конечно, война для хана будет успешной.

Он скрипел зубами, вспоминая издевательства, пережитые в неволе. Теперь снова за ним вышли на охоту с арканом. Нет уж - он предпочтёт смерть. Скажет об этом своим товарищам, поведает им, каково живётся рабу в тенетах жирных и жадных пауков.

-Ты штой-то сказал, Вавила? - Жена смотрела на него высохшими глазами.

-Это я - так, Милуша, про себя. - Он обнял жену, наклонился к сынишке - тот лопотал и тянулся ручонками к столбу пламени, охватившему Фроловскую церковь.

-Большим - горе, малому - забава, - сказала жена. - Где теперь жить станем?

-Не горюй, Милуша, выстроим хоромы лучше прежних. Вот и Алёнка станет нам помогать. Станешь, дочка?

-Стану, ежли котика с собой возьмём.

-Возьмём. Как же - без котика в доме? - Вавила улыбнулся. До чего же мало надо человеку, пока его душа не заражена алчностью, завистью и оподляющим властолюбием. И до чего щедр - человек на добро, пока кто-то по праву силы не ранит его жестокостью и унижением, вызвав в ответ обиду, ненависть и злобу! Он от природы - не жесток, но, мстя за позор прошлой неволи, защищая от новой себя, жену и детей, станет убивать беспощадно, с расчётливостью, чтобы убить побольше.

Великий Посад горел до утра. Когда встало солнце, среди чёрного пожарища чадили только головёшки да кое-где кровенели из-под пепла непотухшие угли. Холм с Кремлём словно подрос. Белые стены присыпало пеплом, прикоптило дымом, но среди выжженного города, над чёрной, всхолмлённой равниной и почерневшей под прокоптелым небом рекой они всё ещё казались снежными и лёгкими. В прогорклом воздухе кружили вороны и коршуны, налетевшие из степей.

VIII

Увидев зарево над Москвой, Тохтамыш понял: горит посад. Но Москва - не Серпухов, такой город не разбежится весь, - значит, Кремль готовится к осаде и его придётся брать приступом. Хан приказал часть пленных отдать в передовую тысячу: пусть рубят деревья для постройки переправ и осадных машин - в московском посаде теперь и бревна целого не найдёшь. Остальной полон и захваченную добычу он велел отправить в Сарай - пусть Орда увидит, что поход удался: снова в степь идут вереницы рабов, кибитки, полные добра. Узнав, что Кутлабуга приказал развешивать здоровых пленных на перекрёстках дорог, хан послал к нему гонца со словами: "Самые расточительные женщины - глупость, вино и пустая злоба. Кто долго живёт с ними, теряет голову. Я безголовых темников не держу".

В ночь, озарённую московским пожаром, Тохтамыш велел привести к нему беглого лазутчика и сказал:

-Ты просишь в награду золотую пайзу с изображением сокола - этим ты, купец, хочешь сравняться с темником Орды. Но за такую пайзу мало одной разрушенной церкви.