-Назад, Мишка! - закричал Тупик, видя, что мурза увлекает преследователя в гущу зелёных халатов. Но Мишка уже оторвался, его светлая кольчуга словно прожигала серо-зелёное месиво бегущих. Не обращая внимания на других врагов, он настиг мурзу, тот взмахнул руками, завалился в седле, исчез в толпе конных. Тупик, Варяг и те, кто скакал рядом, стали поворачивать за Дыбком, уже догадываясь, что последует дальше. Враги шарахались от сакмагонов, и Тупик видел, как Дыбок спрыгнул с лошади. Сзади набежала толпа нукеров, гонимых ополченцами, но крики предостережения не достигли Мишки. Он уже насел на поверженного - рвал с него дорогой меч в украшенных каменьями ножнах, золотой пояс с кошельком, рвал застёжки панциря. Что - Мишке толпы бегущих врагов, когда в руках - состояние! Тупик не доскакал до него тридцати шагов, когда усатый нукер на полном галопе опустил пику, ударил склонённого русского, и остриё пришлось между оплечьем и шлемом. Бармица не выдержала - пика прошла шею насквозь, тело Мишки мотнулось и опрокинулось навзничь. Алёшка взревел, кровеня шпорами бока своего пегаша, и кинулся за убийцей дружинника. Тупик оборотился на погибшего. Будь ты проклята, человеческая жадность! Скольких сгубила и с
кольких сгубишь ещё! Знал же он, что жадность доводит Мишку до мародёрства, а мародёры на войне долго не живут. Ведь и тогда, под Переславлем, как после узнал Тупик, Мишка обобрал раненого мурзу ещё до окончания боя. Другого Васька, пожалуй, выпорол бы для науки, Мишку - не мог. Может, её прежде и не было, настоящей-то вины перед Мишкой Дыбком, а теперь есть. Вина, которая не забудется до смерти, - сгубил попустительством...От русского стяга конные степняки хлынули навстречу своим зелёным халатам, столкнулись, смешались толпой - за ордынскими рядами воины обходящего полка уже видели багровые стяги и сверкание мечей дружины Владимира Храброго. Над полем сечи теперь царили кличи русских отрядов, и словно воскресали разрушенные врагом города и прорастали железным лесом, наступая на захватчиков.
-Москва-а! - закричал Тупик.
-Москва-а-аа! - раскатом отозвалось поле, а над головами смятённых крымчаков навстречу летело:
-Непря-адва-а!..
Они сомкнули два своих крыла, "Москва" и "Непрядва", сметая толпы степняков к дубраве - на копья воинов Константина Боровского. Уже стяг пешей рати, так и не сорванный врагом, остался за спинами русских конников. Лишь нескольким десяткам ордынских всадников удалось бежать с поля сечи. С опущенными копьями броненосные дружины двинулись на охваченных паникой степняков, обруч окружения начал сжиматься. Впервые за полтораста лет вооружённой борьбы с Ордой равное по численности войско русского князя окружило многотысячную степную конницу. Подобного прежде не случалось даже в междоусобной борьбе ханов. В середине окружённых заржали лошади и закричали люди, схваченные давкой. Чамбулы растеряли свои значки, жёлто-зелёное знамя темника было затоптано в кровавую грязь вблизи русского стяга, а где - Кутлабуга, никто не знал. В середине стиснутой толпы сражаться крымчакам было не с кем, они душили друг друга, а по кольцу окружения на каждый ордынский меч приходилось два русских, на каждое копьё - три русских. Вопли "Яман!" терялись, глохли в треске железа и кликах наступающих.
На стыке полков, где замкнулось кольцо, появился Владимир Храбрый. В железе от пяток до макушки, он ехал к месту побоища и, откинув забрало серебристого шишака, осматривал кровавое поле своими холодными глазами, в которых не было радости от победы. Впрочем, враг ещё сопротивлялся и мог отчаянным усилием, направляя удар в одно место, порвать петлю, наброшенную на его шею. Кто-то из бояр, примчавшихся на зов княжеской трубы, заговорил: положение противника - безнадёжно и его можно заставить сложить оружие. Князь оборвал:
-Ежели вы и дальше будете наступать, как улиты, они заставят вас плясать под свои дудки. Не милосердствуй в бою, воевода! Удивляюсь, как татары до сих пор вашего мешка не порвали.
Бояре развернули коней и помчались к своим сражающимся отрядам. Громче заревели трубы, русские броненосные сотни начали клиньями разрывать спёртую массу окружённых. Лучники и самострелыцики облепили деревья за спиной пешцев Боровского. Калёные стрелы хлестали сверху в толпы врага, и каждая находила цель. Дубраву оцепили конники - на случай, если бы степнякам удалось прорвать строй утомлённых пеших копейщиков и скрыться в зарослях.
Князь не смотрел на битву. Это уже нельзя было назвать сражением - шла казнь.
-Где - воевода пешего полка Олександр Смелый? - спросил Владимир дружинников. - Кто видел его?
-Говорят, он под стягом стоял...