Поле Куликово (СИ)

Дмитрий хмыкнул:

-Знаешь, Васька, для татарина немилость хана хуже русской неволи.

Тупик удивился княжьей мысли, чуток растерялся. Да вовремя вспомнил одну "малость".

-Того не может быть, государь.

-Ну-ка?

-Есть у меня в десятке воин Копыто - ты знаешь его. Глаза у него - беркутиные: до окоёма видит всё, что в степи деется. Так он этого сотника узнал.

-Встречались?

-Нет, государь. Мамай перед тем приезжал в тумен, за которым следили мы. Так этот сотник стражей его командовал. Чтобы такой в разбойники пошёл!..

Дмитрий положил руку на Васькино плечо и улыбнулся:

-Славные - у тебя воины, Василий. Да и ты у меня - красавец.

Тупик растерялся, когда великий князь поклонился ему в пояс. А тот, построжав, продолжил:

-Жёнам побитых воев скажи: пока Москва стоит и её князь - жив, они нужды знать не будут. Живые обязаны павшим за Русскую землю так же, как своим родителям. И для живых наша помощь сиротам и вдовам воинов не бремя, но утешение и надежда.

Дмитрий Иванович отпустил сотского, Тупика задержал.

-Скажи теперь, Василий, что рязанцы толкуют.

-Разное, государь. Иные надеются - Мамай их не тронет, будто бы о том договор у него с князем Олегом. Среди этих есть такие, которые Москву да тебя бранят - зачем-де войну с Ордой затеваете, только новый разор учините Русской земле.

-Да-а, притёрлись иные шеи к ярму. Готовы носить его ещё двести лет. А того не осилят рабским умишком, что за двести лет срастётся шея с ярмом, не оторвёшь иначе, как с головой.

-Но таких мало, государь. Рязанский народ Орде не верит, ненависти там к ней поболе, чем - у наших. Если кликнешь Русь на битву, из Рязанской земли многие к тебе придут даже против воли ихнего князя.

-О князе ты, Васька, суди поменьше, особенно при чужих. В княжеских делах князья и разберутся.

-Прости, государь, однако народу рта не заткнёшь. Я передал тебе, что слышал.

-За то спасибо. Я на тебя - не во гневе, но моё слово помни. Одно дело - бабы на торжище болтают, другое - десятский княжеского полка. У Олега есть свои уши в Москве. Нам не ссориться нынче надо, но держать Олега заслоном от Орды на левой руке. Пойдёт он с нами аль не пойдёт - его княжеское дело. Лишь бы стоял со своей Рязанью. Тут не мелкая усобица назревает, Олегу ли того не понять? Кабы его свой народ честил - то нам выгодно. А начнёт его Москва поливать грязью - обозлится да ещё побежит в Орду, к Мамаю, отмываться. Государи - тоже не ангелы.

Снова охватывал Тупика душевный трепет перед Дмитрием, который за минуту до того казался обыкновенным человеком. Ну, кто ещё может смотреть так далеко, думать за друзей и недругов, в сопернике угадывать возможного союзника, искать к нему ключи, не поддаваясь ослеплению гнева?! Разве на такое способен удельный князь?

-...Что рязанское село спас - ещё одно спасибо тебе, Василий. Слух быстро пройдёт, а нам это - полезно. И к Олегу за побитых у Мамая нет спроса. С нас же пусть спрашивает.

Отпуская Тупика, Дмитрий велел утром повторить рассказ князьям Бренку, Боброку, Серпуховскому, а затем присутствовать при допросе пленного. Поэтому, направляясь в княжескую трапезную, где для разведчиков был накрыт стол, Васька решил не прикладываться к мёду из государского погреба, чтобы не вводить себя в искушение. Лучше завтра, после баньки...

Тупик не знал, что Дмитрий Иванович до утра не сомкнёт глаз. Вести разведчиков стали той каплей, которая до краёв наполнила чашу его решимости - дать Орде открытый бой. Таиться уже не было смысла, и терять ни единого часа нельзя. Надо поднимать не только дружины князей, но и весь народ. Дмитрий Иванович в тысячный раз задавал себе вопрос: достаточно ли созрели силы Москвы для отпора врагу? Имеет ли он право звать Русь к мечу теперь? Ответственность за вековую работу предшественников, за жизни сотен тысяч людей, за землю заставляла его содрогаться. Он почти не спал теперь. Советовался с воеводами, смотрел княжеские дружины и думал. Змейкой вползала в голову мыслишка: "Зачем тебе поднимать эту гору? Зачем рисковать тем, что у тебя имеется? Беги к Мамаю с изъявлением покорства, откупись данью - и жизнь пойдёт, как прежде". Дмитрий, правда, не был уверен, что Мамай пощадит его, но смерти он не боялся. Сколько русских князей ходили до него в Орду по первому требованию, отдавали себя ханам добровольно! Одних владыки Орды миловали, одаривали за послушание, других казнили. Многих церковь после объявляла мучениками, и ханы тому не перечили. Каждый новый владыка, который садится в Орде со своей кликой, старается опорочить предшественников, свалить на них беды, переживаемые Ордой, ему выгодно и ранее казнённых называть невинно пострадавшими. Поэтому Русь знала о расправах. И всё-таки князья шли в Орду ради подданных. Что значит жизнь одного человека, даже государя, в сравнении с жизнью княжества! Возможно, и Дмитрий пошёл бы к Мамаю, будь он уверен, что эта его жертва отведёт беду и удастся смягчить ордынские требования. Но всё говорило о другом: Мамаю нужен лишь предлог. Не оттого ли его условия - так жестоки и позорны для Руси?