Староста, шагая рядом с первой подводой, пытался заставить себя поразмыслить над приказом боярина: взять продовольствия и фуража, сколько можно. Семь больших подвод нагрузили рожью, просом, ячменём, вяленой рыбой, солониной, жбанами с маслом и мёдом. Рожь в этом году припозднилась, но, слава Богу, жатва начата, не придётся бабам и ребятам есть древесную кору, да и овощ пошёл к столу. Но в какую же даль собрался Дмитрий Иванович, если велит ратникам запасаться кормами на долгие месяцы?
Время от времени на хмурое лицо Фрола набегала улыбка - думал о своей преемнице Меланье, виделась она ему вся и в подробностях - то являлись прямые брови, то глаза, светлые, с зеленоватым сиянием, то губы, запёкшиеся, алые, а чаще - руки, не по-женски сильные, белые, с загорелыми кистями, горячие и ласковые...
Он возил её по полям в тот же день, после схода, объяснял, где и когда начать работы, как лучше распределить лошадей, куда осенью посылать ребятишек ставить силки на рябчиков, тетеревов и зайцев, в каких местах озёр в августе и сентябре табунится дичь и сбивается рыба, а также многое другое, что доселе знали только мужики. Под вечер задержались на краю берёзового околка, чтобы попоить коня в ручье. Пока староста подводил упряжку к воде, отпускал чересседельник, разнуздывал Савраску, Меланья сошла на лужайку, сорвала купальницу, вертя её в пальцах, следила за мужиком зеленоватыми глазами. Её взгляд смущал Фрола - в нём жили слова не о хлебе насущном, но что за слова - поди, пойми, если брови женщины так сдвигаются к переносью, будто она сердится. Фрол краем глаза видел её сарафан, запутавшийся подолом в траве, и казалось, вышитые синие, розовые и красные цветочки перешли на холст с лужайки. "Однако чего она вырядилась нынче?" - он лишь теперь заметил, что Меланья в обнове. И сборчатая душегрея из светло-синей крашенины с матовыми блестящими пуговицами из перламутра - тоже новая, а красный убрус из тонкого полотна, повязанный поверх волосника, придавал женщине праздничный вид. Редко видел её такой, однако открытие лишь сильнее смутило Фрола.
-Будет дуть, бочка бездонная, - сказал Савраске. - Ещё вон сколь трусить до села, брюхо лопнет.
-Пусть напьётся вволю, - сказала Меланья. - Да травки бы ему пощипать, измаялся на бездорожье.
Заслоняясь ладонью от лучей, она осмотрела луг, ивняки по краю недальнего болотца, клин проса на взгорке.
-Господи, хорошо-то как! Уж и не помню, когда последний раз без дела была в поле аль в лесу - чтобы и руки, и глаза свободные... Думки и те другие становятся, лёгкие да пустые.
Напившийся конь потянулся к кустику клевера. Фрол не мешал ему, но делать стало нечего, он постукивал кнутовищем о колено, хмурился, оглядываясь.
-Тише... - На плечо Меланье села стрекоза, женщина, скосив глаза, потянулась к ней. "Как девчонка. Поди, наиграться в девках не успела", - подумал Фрол. Шмели гудели в траве, потрескивали стрекозы, позванивал ручей, стегал хвостом Савраска, отгоняя слепней и мух, с хрустом щипал траву. Медовая духота кружила голову.
-Ой! - спугнув стрекозу, Меланья качнулась к мужику, указывая на кущи ивняка за ручьём. Оттуда выскочил пятнистый зверёк, замер, тараща на людей глаза, вертя ушами.
-Не бойсь, - Фрол улыбнулся. - Это - козлёнок. Вон - и мать.
Косуля, вытянув шею над кустами, топнула копытом, и козлёнок кинулся к ней.
-Ишь, какой послушный, - Меланья посмотрела в лицо мужика, и её брови распрямились, в зелёных потемневших глазах проглянул упрёк. Запёкшиеся от ветра и солнца губы её приоткрылись, и Фролу показалось, что он издали ощущает, какие они - горячие. Не уж то перед ним та Меланья, что уложила на месте двух разбойников, а однажды в риге, на просеивании проса, разукрасила бабника Сеньку за охальство так, что тот с месяц совестился показывать на людях распухшую рожу?
-Мелаша, что ты? - спросил, почувствовав в её фигуре напряжение.
-Фролушка... как же твои сыночки останутся?
Он вздохнул и уставился на сапоги.
-Останутся, што ж делать? Старшему уж пятнадцатый, другому четырнадцатый. Проживут как-нито.
-А коли не воротишься?.. - Женщина затаила дыхание, испугавшись собственных слов, но мужик повторил:
-Проживут. Боярин не даст в обиду. Я ему верно служил.