Поле Куликово (СИ)

Чем выше воздвигается плотина, сдерживающая ток реки, тем сокрушительней вал воды, когда отпирают шлюз. Долго после Батыева разорения накапливалось хранилище сил народа. Какое же терпение и воля требовались, чтобы в минуту особой ярости и боли не открыть затворы преждевременно! Это мужество владимирских и московских князей - беспримерно. Но без высокого ума и мужества невозможно было выбрать и нужный час, сказать себе "Пора!", решительной рукой сдвинуть ворот, открывая путь волне всенародного действия, которая устремится, наконец, в иссыхающее русло истории государства, чтобы, напоив его обильной кровью, либо родить океан новой жизни, либо иссякнуть в песках мировой истории.

Трижды стоял русский народ перед выбором - быть или не быть. Первый раз это произошло летом 1380 года. Ныне это - уже четвёртый...

...Молот гремел в кузне села Звонцы, перековывая орала на мечи. Два худощавых подростка, сменяя друг друга, раздували потёртые кожаные мехи, белое пламя живым цветком росло из горна, набитого добротным древесным углём. Чернобородый "Вулкан", по временам отрываясь от работы, отирал лоб рукавом засмолённой холщовой рубахи, зачерпывал ковшиком колодезную воду из глиняной корчаги, поднося к губам, оборачивался к почтительно входящим мужикам.

-Што у тя там? Давай. - Косясь на ржавый, истончённый в работе обломок косы, половинку серпа, лопнувший обух, ворчал. - Эт што, вся твоя богатства? Небось, хошь этим-та броню ордынску просечь? Ножишка вот слажу - зад те скрести.

В своём закоптелом святилище, пропахшем гарью древесных углей и железной окалиной, он был не так косноязычен, как на сходе. Стоящий рядом попик качал головой, посетитель опускал глаза, прятал железку, тогда кузнец снисходил:

-Ладно, клади. Не золото, небось, годится. Наконечники к стрелам тож надобны.

Но вот в кузню ввалились весельчак Сенька Бобырь, белоголовый Юрко Сапожник, дед Таршила и рябой Филька Кувырь, успевший не только помириться с Сенькой, но и сводить его на зады своего огорода, где у него в погребке настаивалась ячменная брага. Увидев попа, мужики сдёрнули шапки, выложили своё добро - едва обношенные стальные сошники. Кузнец, покряхтывая, брал в руки орудия землепашца, хмурился и вздыхал. Давно ли отковал их, в меру насытил углём и присадками, чтобы легко резали пустошь и целину; не скоро тупились на супесях и корневищах, но и не крошились, натыкаясь на камни, - добром должны вспоминать пахари кузнеца Гридю и в поле, и за столом над караваем из новины. Вот, поди ж ты, приходится увечить, перековывать кормильцев в орудия смерти. И перековывать надо с лёгким сердцем - тогда оружие будет легко для руки воина и тяжко для врага.

-Этим-то как раз пахать брони, крошить кости вражески. Будут вам сулицы по плечу, чеканы по руке.

Спохватясь, кузнец взял с наковальни щипцы с деревянными ручками, кивнул сыну-молотобойцу. Семнадцатилетний богатырь, перегнавший отца плечами и ростом, тряхнул тёмным чубом, поднял кувалду:

-Готов, батя...