Поле сражения

Реакция старших командиров была другая. Лесников, хорошо знавший Горлова ещё по совместной службе в Жилаговском гарнизоне, слушал как бы посмеиваясь, хотя его чисто выбритое обезьянье лицо было неподвижным, не по росту тонкая фигура горбатилась на табуретке, длинные руки замкнуты где-то под коленками. Только цепкий, с лихорадочным блеском взгляд, на мгновение появляясь из-под крепких шишковатых надбровий, фиксировал каждую позу Горлова. Стунджайтис как будто и совсем не слушал. Сидел, лениво переваливал сияющую сединой голову с одного плеча на другое, васильки глаз цвели роскошно и независимо: он своё дело делает честно – послали его с полусотней партизан ликвидировать шайку карателей под командой поручика из бурят, Хамнаева, племянника нойона Улаханова, он шайку разогнал и привлёк в отряд пять сотен верховых, создав мощную летучую бурятскую партизанскую группу, пользующуюся большой поддержкой аборигенов. А петушиные наскоки Горлова на Александра Дмитриевича его не интересуют. Это не по-моряцки, но делу не повредит.

Вениамин Иванович Седых, сидевший за столом рядом с Машариным, Горлову не верил. Один раз он уже обманулся его ладными словами, что, дескать, Машарин нарочно тянет с восстанием, а вышло, что Машарин прав, и в конце концов за месяц действий сделано больше, чем в других местах за два года. Смущало Вениамина Ивановича другое: не верят мужики, что Машарин свой. Как узнает кто, что он «тот самый», так сразу и морду набок. Нет у народа понятия, что человек всё отдал революции, что сам он теперь нищее любого и душою чистый перед людьми. Нету полного доверия, а это хуже всего.

Машарин слушал Горлова молча, заранее зная всё, что тот скажет. Время от времени он спокойно записывал что-то в свою книжечку и все видели, что записи никакого отношения к словам Горлова не имеют.

Когда Горлов от имени объединенного штаба высказал решением всем группам двигаться в направлении Иркутска, Машарин вдруг остановил его и сказал, что группа Лесникова пойдёт дальше на север до соединения с основными партизанскими силами главкома Зверева. Но объяснить своё решение не успел. В залу вошла Аня Тарасова и громко сказала, что товарища Машарина срочно требуют к прямому проводу.

– Кто требует? – крикнул Горлов. – По какому делу?

– Какой-то Гидзев, чё ли? – растерянно переводя глаза с Горлова на Машарина, сказала Нюрка. – Кричит, давай, и все!

– Значит, связь появилась? – обрадовался Машарин. – Минуточку, товарищи, я сейчас. Это, наверное, Гогитидзе, известный партизан. Продолжайте, Горлов. Я потом скажу.

Командиры встали, освобождая проход, и Машарин, подталкивая перед собой Нюрку, вышел.

– А кто этот Гогитидзе?

Ульянников усмехнулся и объяснил:

– Бывший командир Красной армии. Партизанит давно, с самого начала. Да вы все о нём слышали. Кличка у него «Батя».

– А, Ба-тя! Ну, так бы сразу и сказали!

– О Бате слыхали. Из анархистов, кажись?

– Из анархистов, – подтвердил Ульянников, – но коль колчаковцев бьёт, значит, нам полезен.

– Анархисты – народ ненадёжный, – раздумчиво сказал Горлов, потирая пальцами подбородок. – Но имя его нам очень пригодится.

Больше других об Илларионе Артемьевиче Гогитидзе был наслышан Машарин, хотя слухам этим он имел все основания не доверять. Впервые он встретил это имя рядом с именами Зверева, Дворянова, Каландаришвили, знакомясь с отчётами контрразведки в кабинете поручика Рогова. Иногда оно заменялось кличками «Старик» или «Батя», данными ему за экзотическую внешность. С фотографии, имевшейся в деле, дерзко смотрел немолодой человек, напоминавший фанатичных христианских патриархов. Не хватало только черного клобука на пышной седеющей гриве и тяжелого распятия под холеной бородой. Хищный ассирийский нос и чувственный рот выдавали в нем человека властолюбивого и своевольного.

– Серьёзный дядя, – заметил тогда Машарин.

– Как вам сказать, – отозвался Рогов. – «Серьезный» не то слово. Скорее бесшабашный. Очень активный, анархист. Конечно, об анархизме как революционном течении он не имел никакого понятия. Но действовал лихо.

Его пригрел некто Лавров, личность в анархистском мире известная, и всучил ему черное знамя. Местные большевики в отличие от центра прекрасно ладили со всеми революционными партиями, в том числе и с анархистами. Их представители были в Центросибири. Когда в июле они драпали отсюда, этому Гогитидзе доверили командовать дивизией. Лавров тоже получил дивизию. Представляете? За Байкалом, куда их вышвырнули, оба эти бандита поняли, что карта большевиков бита, и решили захватить вагон с деньгами и драгоценностями. Дивизия пошла па дивизию, истребили друг друга. Нашим войскам оставалось только докончить дело. Красные надеялись на боеспособность этих дивизий и попали как кур в ощип – разбили их там в пух и прах!