Поле зрения

– Учти: если я туда смотаюсь и обнаружу, что у него в кармане шоколадка, вернусь и опять тебе врежу.

Джеймс пожал плечами:

– Если, как ты выразился, мой план глуповатый, то ты сюда не вернешься.

– Придурок, – усмехнулся Рой.

Чтобы его действия казались правдоподобными, Джеймс подвинул «Сони» на дюйм правее. Этот аппарат, в отличие от «Никона», не имел жидкокристаллического видоискателя, только обычный с наглазником. И чтобы взглянуть через объектив, нужно было приложить к камере лицо. Он надеялся, что снайпер не настолько разбирается в фотографической технике, чтобы заметить это. То, что происходило, приобрело удивительный личный характер. Блеф на расстоянии повышал ставки, привнося в затею человеческий фактор. И как в то мгновение хрупкой тишины, когда Джеймс решил подобраться к Глену Флойду, пути к отступлению не было.

– Если он станет стрелять в аппарат, то сделает это сейчас. – Рой оперся о левое колено, и Джеймс почувствовал его несвежее дыхание. – Сколько минут прошло?

– Четыре. – Эль закрыла крышку телефона. – Почти пять.

– Пять минут, и он до сих пор не выстрелил. – Рой протер глаза большими пальцами. – Похоже, он нас раскусил и не станет стрелять. Если это был план А, у нас есть запасной план Б?

– Умереть, – ответил Джеймс.

Эль кивнула.

– Поэтому будем придерживаться плана А.

– Умереть, – задумчиво повторил Рой. – Я солгал, сказав, что Сара моя невеста. Если мне предстоит умереть, будет неправильно унести с собой правду. Так вот… Сара не моя невеста.

– Неужели?

– Я пообещал жениться на ней. Но у меня уже есть в Приме жена и дочь двух лет Эмма. Милейшая маленькая ошибка. – Его горло сдавило, но он заставил себя рассмеяться. – Она не должна была появиться на свет, однако появилась и теперь с нами. И это прекрасно. Ясно?

– Да.

– Поэтому я много езжу. Выбираю направление, и вперед. Делаю вид, будто могу до бесконечности сидеть за рулем, так что нет нужды поворачивать назад. Пустыня в этом отношении прекрасна: бесконечность во все стороны. Человек ощущает себя маленьким, и мне нравится чувствовать себя таким, поскольку из-за абсолютной громадности мира совершенно не важно, как я поступаю с другими. – Рой вздохнул, пожевал губами и устало посмотрел на Джеймса. – Я обманываю людей. Лгал Саре и ее сестре. Мы ездили в Амфитеатр-паркуэй, забавный получился вечерок: Эш стошнило кому-то на голову. И вот я здесь и думаю об Эмме – размышляю, не наказывает ли меня Бог, ведь я того заслужил.

На горизонте стали собираться дождевые облака; Джеймс предложил ему глотнуть воды.

– Такого никто не заслуживает, – заметил он.

– Я заслуживаю, – заупрямился Рой.

– Нет.

– А ты как жил до всего этого?

Джеймс пожал плечами – не хотелось заводить серьезный разговор с человеком в футболке с надписью: «Я вас всех имел».

– Я работаю с машинами. Ты сказал, что что-то продаешь? – спросил Рой.

Джеймс молча кивнул. Странно: пять лет ходил каждый день на работу и потерял все через пять дней после того, как бросил. Многое осталось в памяти, но как-то смутно, словно случилось не с ним, а с другим человеком. Он успел забыть, с каким звуком работает кофейный аппарат. Пытался представить внутренность кабинета и вспомнить, как был запараллелен его сканер. Между приступами деловой активности Джеймс смотрел на девиз радиогруппы на стене: «Ваша реклама приносит доллары со скоростью, близкой к скорости света» и удивлялся, как человек с экономическим образованием мог придумать такую чушь. Там он обзавелся несколькими хорошими приятелями. Большинство ушло на телевидение, в интернет-компании или бросили службу. Кейта, одного из самых близких, задавил машиной в Рождественский сочельник пьяный водитель. Джеймс видел его одним из последних: приятель выходил с корпоратива, но он не мог вспомнить, о чем они говорили. Какая разница?

В той жизни, в том городе они с Эль познали худшую судьбу, чем нищета, – существование в сытой посредственности. Ничего плохого не случалось, но и хорошего тоже. Каждый выкидыш, казалось, приближал Эль к неизведанной пропасти. Случались периоды, когда они ощущали себя лишь собственными тенями и спали в общей кровати, как брат и сестра. Днями не разговаривали, и это их не трогало. Несовместимые чужаки, поселившиеся в одном доме: неисправимый оптимист и неисправимый пессимист. Пожар стал только предлогом. Они решили перетасовать колоду, уехать в Талсу и воспользоваться вторым шансом.

Могли, конечно, и после пожара остаться. Найти другое жилище в Сакраменто, даже на модной Восточной гряде, которую местные прозвали Грядой недоумков, – у Джеймса прибавилось клиентуры, и средства позволяли. Он мог продолжить свои игры – уговаривать покупателей медиа и впаривать невидимое, невесомое эфирное время ростовщическим конторам, службам помощи по хозяйству, владельцам автостоянок. Эль – днем продавать рептилий в зоомагазине, вечером договариваться о фотосъемке: где-нибудь на свадьбе, для буклета и успевать отщелкать что-нибудь для себя. Они ходили в одни и те же рестораны, по одним и тем же маршрутам с одинаково усталыми лицами.