Полесская Мавка

– Нет, это были жаворонка крики,
Глашатая зари. Её лучи
Румянят облака. Светильник ночи
Сгорел дотла. В горах родился день
И тянется на цыпочках к вершинам,

– задыхаясь от приступа пьянящего экстаза, воскликнул я.

Степан медленно оторвал ладони от мокрого лица и удивлённо взглянул на полыхающий зарницей восток. Целебная влага омыла светлые очи моего товарища, и взгляд его голубых глаз стал необыкновенно проникновенным, чистым и ясным.

– Так мог сказать только человек приближённый к самому Господу Богу, – ошеломлённо произнёс мой друг.

Во мне, вдруг, что-то перевернулось, кровь огненной волной прихлынула к лицу и щёки заполыхали странным и чудным внутренним жаром. И я невольно свершил то, что никоим образом не сделал бы при любых иных обстоятельствах.

Рука сама собой расстегнула молнию куртки и нырнула в боковой внутренний карман. Этот потаённый карман был немного больше обыкновенного. Когда-то я попросил знакомую портниху перешить его так, чтоб там можно было хранить предмет соответствующего размера и формы. Я извлёк этот предмет наружу и мягко протянул его растерянному Степану.

– Держи, дружище! Дарю! Читай на здоровье! Книга как новая. Правда, я кое-где сделал пометки карандашом. Прошу, не обессудь.

Это было дорогое карманное издание, напечатанное мелким шрифтом и иллюстрированное красочными миниатюрами.

Степан встал, протянул руку, неуверенно взял книгу, внимательно осмотрел её и открыл на первой странице.

– Вильям Шекспир.

Эсквайр.

1564–1616.

Избранные произведения,

– тихо прочитал он.

Гигант пролистал несколько десятков страниц, поднял книгу ближе к глазам и произнёс:

– Сведи к необходимостям всю жизнь
И человек сравняется с животным.

Похоже, Степан действительно обладал феноменальным зрением, раз смог прочесть строки, напечатанные таким мелким шрифтом, да ещё и в полутьме.

А мой большой друг, полистав книгу, вдруг, остановился и снова продекламировал:

– Что значит человек, когда его желанья
Еда да сон. Животное – и всё!
Наверно, тот, кто создал нас с понятьем
О будущем и прошлом, дивный дар
Вложил не с тем, чтоб разум гнил без пользы.

Степан тяжело сел на каменную глыбу, положил книгу на колени и снова устало уткнулся лицом в свои широкие ладони. Какое-то время он безмолвно и неподвижно сидел на гранитном камне, по-видимому, погружённый в глубокие раздумья и тяжкие переживания. Только изредка мой слух улавливал тихие стоны и вздохи отчаяния, которые исподволь издавал сокрушенный великан. Пауза затянулась, и я уже начал было серьёзно опасаться за душевное состояние моего заблудшего товарища.

– Боже Милостивый! Как я жил? – услышал я, наконец, сдавленный голос гиганта. – Нет! Я не жил! Я просто существовал! Коптил смрадом голубое небо, потакал своим похотям, прихотям и самым низменным желаниям. Мне ведь уже скоро стукнет тридцать три. Возраст Христа. А чего я достиг в этой жизни? Какой след после себя оставил? Кто обо мне вспомнит, если я вдруг исчезну с лица нашей Матушки Земли?

Степан ссутулился ещё больше и то ли тихо стонал, то ли напевал какую-то вязкую, заунывную песню, впитавшую в себя всю грусть и печаль прошедших тысячелетий. Я в нерешительности стоял рядышком, переминаясь с ноги на ногу, боясь потревожить приятеля, так внезапно ниспавшего в глубокую и удушающую депрессию.

– Нет!!! Так больше жить нельзя!!! – неожиданно всколыхнул прохладный утренний воздух громоподобный голос Степана.

4. Пробуждение

Гигант встрепенулся, резко выпрямился, подхватил книгу и легко вскочил на пружинистые ноги.

– Я не могу… Не могу и не хочу жить, как прежде! Покуда ещё не поздно, надо что-то срочно менять в моей жизни! Не знаю ещё точно, что именно необходимо изменить. Но чувствую, что если буду беззаботно и бездумно почивать на боку, то, несомненно, очень скоро и вовсе пропаду. Да и сам Николай Николаич сказал, что мне уже давненько пора за ум взяться, – решительно заявил гигант.

– А был ли Николай Николаевич? – с глубоким сомнением произнёс я. – А может быть, всё это нам просто почудилось?

– Как почудилось?!! Ведь мы оба явственно его видели!!! Его, Златовласку и маленького Степана Степановича!!! – в отчаянии закричал мой друг.