Повернул красноватое лицо старого моряка в сторону капитана и Улло, как позднее тот рассказывал, упорно не отрывая от него свои голубые глаза, однако вскоре обратился к повару:
«Ах, значит, этот человек украл? Сколько буханок?»
«Двадцать буханок, господин адмирал».
Адмирал поднял указательный палец, и Улло увидел: у суповых котлов в коричневой блузе Омакайтсе стоял уже не слишком молодой, лет этак сорока толстяк, весь облик которого свидетельствовал о настоятельном желании казаться намного меньше, чем он был, превратиться в кроху, быть вообще где–нибудь в другом месте.
Адмирал спросил у человека, названного вором: «Зачем же ты украл? С голодухи, что ли?»
Мужчина ответил чуть слышно: «Я живу в километре отсюда. В доме полно беженцев. Все есть просят…»
Адмирал взмахом руки велел ему замолчать и снова повернулся к коку:
«Твое предложение?»
Щекастый, со светлыми ресницами кок закинул назад голову:
«В такой обстановке, господин адмирал, расстрелять!»
«Думаешь?..» — спросил адмирал почти подстрекательски.
«Ясное дело, господин адмирал», — ответил кок более уверенно.
«Ммм, — промычал Питка. — Во время Освободительной войны тоже воровали. Вначале. Но потом мы поняли: расстрел — это роскошь. Мы не могли себе этого позволить. Капитан… — он повернулся к Лааману, — вызовите начальника охраны».
Капитан вышел и через минуту вернулся с каким–то лейтенантом. Адмирал произнес, указывая пальцем на вора:
«Этого человека — высечь. По первое число. Но так, чтобы он все–таки смог в строй вернуться. Марш! — И затем капитану и Улло: — Идемте…»
Он шел впереди, как–то раскачиваясь, неожиданно развинченной походкой. Улло подумал: наверняка у него тазобедренные суставы больные — и попытался во время этого двадцатисекундного пути обобщить, что же он знает об адмирале.
Парень из Ярвамаа, из глубинки, с материка. Но его, должно быть, манили дали. Учился в трех мореходных училищах. В двадцать три года — капитан дальнего плаванья. Двадцать лет — по морям, затем — судопромышленник в Англии и в Эстонии. И вдруг в 1918‑м — основная пружина всех событий в Эстонском государстве: мальчики–добровольцы, Кайтселийт, бронепоезда, военный флот. И вот еще что — начал с нуля, а стал влиятельной силой. Проведенные им операции все, даже самые солидные, энциклопедии называют безрассудно смелыми. И разумеется, десятки анекдотов. Ну, например: стоит он на капитанском мостике миноносца «Леннук» и ведет дуэль с крепостью Красная Горка. На «Леннуке» — четырехдюймовые, в крепости — двенадцатидюймовые пушки. «Леннук» подплывает по–хулигански близко к крепости — иначе нет надежды попасть в цель. Но тут водяные столбы от двенадцатидюймовых залпов начинают подбираться к кораблю. И Питка вопит: «Дыма! Дыма!», а поскольку рядом стоит адмирал Коуэн, англичанин, наблюдающий за головокружительной операцией, поясняет: «Smoke! Smoke!», на что англичанин открывает свой золотой портсигар и предлагает ему «Camel» или «Lucky Strike». Питка возмущается: только вчера он объяснял англичанину, что никогда в жизни не курил. Все свои пятьдесят без малого лет. А этот сэр, сэр Уолтер, не так ли, думает теперь, что сей дикий эстонский Нельсон до того сдрейфил под натиском русских, что просит закурить?! И почему, собственно, он должен был сказать англичанину smoke–screen62 или smoke–curtain, ежели все эстонцы поняли, что когда он кричал «дыма», то имел в виду «дымовую завесу»… Так или иначе — на родине его тут же произвели в контр–адмиралы, а в Англии вскорости он стал сэром Джоном. His Majesty the King of