Полет на месте

В то же время жена и сын его брата–афериста остались тут, на той же самой земле, в том же городе, что и дядя Йонас, но для них то, что случилось с ними, было равносильно состоянию после землетрясения. Однако, вместо того чтобы оказать жене брата и его сыну моральную поддержку и материальную помощь, последнюю дядя Йонас, несомненно, мог бы им предоставить, он объявил, что невестка и племянник сами виноваты в своем несчастье, если и не во всем, то во многом. А он, доктор Берендс, относится к ним по тому же аналитическому принципу, что и к своим пациентам: алкоголиков, например, он не лечит, потому что они, как правило, сами, и только сами, виноваты в своем недуге. Как известно, и таких алкоголиков, про которых можно сказать, что в их случае виноваты социальные условия и на них самих лежит груз вины лишь отчасти, он, доктор Берендс, не лечит тоже. А также кокаинистов, по аналогичной причине. Даже туберкулезников не лечит — если они не подчиняют свой образ жизни лечебному режиму до мельчайших требований. Чтобы быть свободным от всякой доли вины! Дядя Йонас сказал, что точно так же он относится к своей невестке и племяннику.

Улло пояснил:

«Когда некий доброжелатель изложил нам философию отказа в помощи дяди Йонаса, я завопил: «Как это мы виноваты в своем несчастье?..» — и в испуге замолчал, догадался о реакции мамы. И не ошибся. Я стукнул своим мальчишеским кулаком по столу — мама накрыла его ладонью и тихо произнесла: «По отношению к Улло Йонас несправедлив. Ребенок ни в чем не виноват. Но я, конечно, виновата! И уж, конечно, совиновна. Хотя по своей бестолковости не понимаю, каким образом…»

А то, каким образом мама или я, или мы оба, по его мнению, виноваты в своем несчастье, дядя Йонас не сказал никому и никогда. Потому что невозможно было объяснить. Что же касается тети Линды, жены дяди Йонаса, — то эта блондированная экс–красавица время от времени пыталась повлиять на мужа, чтобы он все же оказал нам мало–мальскую помощь или хотя бы вступил в контакт. Но даже если эти слухи и были верны, то Линда делала это, по–моему, не для того, чтобы нам помочь, а чтобы поднять репутацию мужа как филантропа.

Но, — продолжал Улло, — не пойми, будто я намерен утверждать, что дядя Йонас редкостный подлец и патологический скупердяй, а его жена, ему под стать, воплощение эгоизма и семейной безответственности. Они просто игнорировали наше существование. На самом деле это были не какие–нибудь сверхбесчувственные, по–эстонски прижимистые люди, которые смотрят на мир со своей колокольни. Я бы сказал: обыкновенные, иногда даже приятные люди, особенно тогда, когда знают, что от них ничего и не ждут. Люди, которые, и к ним–то дядя Йонас и принадлежал, чтобы достичь чего–либо, обязаны трудиться в поте лица и на груде своего добра и высоте общественного положения могут делать одно из двух: либо продолжать сгребать все в кучу и строить ее все выше и выше, при этом зарываясь все глубже в землю (модус, выбранный дядей Йонасом), либо сорить деньгами да бахвалиться, разбрасывая эту кучу во все стороны (модус со всеми его роковыми последствиями, который дядя Йонас приписывал моему отцу).

Так или иначе, со временем позиция неприятия нас, видимо, стала обременительной для доктора и его дражайшей половины. И в одно воскресное утро в июне 1933‑го — я как раз окончил десятый класс Викмановской гимназии — дядя Йонас явился к нам в Нымме, в садовую сторожку.

«Ну здравствуйте, сколько зим, сколько лет. А у вас тут, как я погляжу, вполне ничего. Комнатка такая чистая, я те дам. И на здоровье, видно, не жалуетесь? — дядя оглядел нас приветливо. — Кабы у вас здоровье страдало, вы бы небось нашли дядю Йонаса. Значит, не нужно было — ну да ладно. А теперь вот какое дело, мы с Линдой едем в июле в Пярну. Сняли там у знакомых квартиру. В хорошем районе, на улице Папли, по соседству с пляжным салоном. И мы, Линда и я, предлагаем, чтобы Улло поехал туда с нами. Я уверен, он такой парень, который нас не опозорит. Ах, откуда я это знаю, если я о нем ничего не знаю? Случайно, чисто случайно. Но у меня секретов нет. Суконник Кыйв с улицы Яани мой пациент по поводу камней в почках. Однажды он у меня спросил, как поживает этот очень смышленый парень из Викмановской гимназии, племянник доктора? Выходит, Кыйв–младший преподает у Викмана родной язык, и Улло ходит к нему писать его магистерскую работу! Или что–то вроде этого. Нет–нет, сын говорил своему отцу про Улло только самое доброе. И когда я об этом Линде рассказал, у нас возникла идея — Сандра, ты ведь мать и, конечно, поймешь: Улло скоро понадобится, как бы это сказать, — простор, чтобы крылья расправить. Мы там общаемся с избранными людьми, с некоторыми моими коллегами, но не только. И мы с радостью готовы тебе простить эту твою ожесточенность. Предложить парню возможность завязать знакомства (взрослый уже человек!) — и отдохнуть. Ну так как? Согласны?»