Полет на месте

«Нет–нет. Создавать бесконтрольный сумбур я не собираюсь. В сумбуре он ориентируется лучше меня. Постараюсь по возможности упростить ходы. Избежать его ловушек».

Примерно через час они разменяли ферзей, в течение следующего часа обе ладьи. Час спустя у каждого осталось по слону, коню и по две пешки. Улло наклонился ко мне:

«Он не хочет ничейного счета. Зато я хочу. Ничья меня абсолютно устраивает. Но сыграть вничью тем трудней, чем меньше у него противников».

Наконец в т о р о й из двух могикан сдался, и Керес перешел к Улло, занявшись лишь им о д н и м.

Тридцать–сорок последних зрителей сгрудились вокруг стола.

Говорят, Керес был чрезвычайно деликатен. Вероятно, так оно и было. И все же он прежде всего шахматист. А шахматы — это сражение. Деликатных же сражений не бывает. Итак, подойдя к Улло, он подождал его хода и сделал ответный. Первый. Щелчок шахматных часов. Следующий. Следующий. И щелчок, сразу после хода. Он стоял против Улло, пальцы правой руки под мышкой левой. И двигал белые фигуры двумя прямыми пальцами левой, большим и средним, совершая свои ходы ну если не молниеносно, то в любом случае со скоростью секундной стрелки сразу после хода Улло.

Это оставляло впечатление, будто е м у не нужно времени на размышление. Он действует по давно разработанному плану и сразу, как только противник предоставит ему возможность. В быстроте его реакции волей–неволей чувствовалась легкая досада и сожаление по поводу неуклюжей медлительности противника. Но в сей неуклюжей медлительности, как бы это сказать, — и состояло в е л и ч и е Улло. Он не позволил увлечь себя молниеносной игрой, хотя быстрота соперника явно провоцировала это. После каждого хода Кереса с полминуты, минуту или даже две Улло сидел неподвижно. Ладони сложены вместе, острый нос касался кончиков больших пальцев. Сидел и думал, крайне сосредоточенно. Когда пешки у обоих слетели, они совершили еще с дюжину ходов. На шестьдесят первом ходу Керес объявил: «Ничья, как видно», — и с улыбкой пожал руку Улло.

Кто–то из зрителей — или журналистов — обратился к нему:

«Господин Керес, какое впечатление произвел на вас сеанс одновременной игры, были ли интересные наблюдения?»

На что этот юноша ответил:

«Наблюдения разные. Весьма интересна была, — и он бросил взгляд на протокол партии с Улло, который еще лежал на столе, — взвешенная игра господина Паэранда».

Мы вышли с Улло на улицу. Уже стемнело. Я сказал:

«Пошли к нам. Посидим. Мама чаем угостит».

Улло отказался:

«Спасибо, но я не могу. Мне еще ворох белья нужно прокатать. Видишь ли, мама пытается содержать прачечную».

Я признался:

«Знаешь, когда ты в начале игры сказал, что трюками удивлять не будешь, я разочаровался. Но твоя — теперь–то я понимаю — проволочная игра оказалась сюрпризом. Я даже стишок сочинил».

«Какой?»

Я продекламировал:

Ну что ж, увидим мы воочью:

вы динамитно молоды — ты и партнер.

Однако ты сыграл столь проволочно,

как смог бы лишь столетний Сало Флор.

Мы расстались на углу улицы. О своей прачечной пускай поведает он сам.

«Это моей матери пришло в голову прачечную открыть. Во–первых, она была безработной. В Таллинне найти работу так и не удалось. Хотя и считалось, что экономический кризис позади. Во–вторых, мысль о прачечной возникла у матери потому, что кухня–прачечная Веселера у нас под боком. Кухня–прачечная вместе с катальной клетью. Веселеру принадлежали два расположенных рядом старых дома с узеньким фасадом, каменными стенами пятнадцатого века, внутренней отделкой восемнадцатого и электропроводкой кануна Первой мировой войны. А потолочные своды вросшего в землю полуподвала чуть ли не времен восстания в Юрьеву ночь.

В обоих домах жили всего две или три семьи. Занимали вторые этажи этих домов. Помещения первого этажа над нами использовал как склад расположенный рядом лимонадный завод. Верхние этажи пустовали. Чердаки тем паче, там обосновались голуби. Мама легко договорилась с жильцами о том, чтобы они отказались от пользования прачечной и клетью, за это раз в месяц обещала бесплатно стирать им белье. Выходит, что помещения достались ей даром. И самое необходимое оборудование тоже, котлы для кипячения белья, лохани, скалки и прочее. На самом–то деле все хозяйское, не новое, но вполне пригодное.

Сначала я не принял маминой, так сказать, коммерческой идеи, но потом понял, что за эти годы она, к удивлению, сохранила достаточно энергии. И, между прочим, крошечный начальный капитал. Крон сто пятьдесят — мало, дабы что–либо предпринять, но достаточно, чтоб попробовать.