Если привести в действие воображение знатока той эпохи и той войны, то… происходил захват пленных «языков» примерно так. В абсолютной тьме, абсолютно бесшумно, к знающим свое дело солдатам противника подкрадывались какие-то необъяснимо ловкие, подобные охотящимся рысям или пантерам, существа и бросались на них с яростью, не дающей жертвам издать хоть какой-то невольный или условный звук тревоги. Потом им мгновенно затыкали рты кляпом, скручивали руки и ноги и, наподобие мешков, перекидывали через седло. И ведь, надо признать, унтер-офицер наполеоновской гвардии (а туда набирали очень рослых и сильных людей) попал в положение связанного мешка точно так же, как и остальные. Сеславин заткнул ему рот, связал, перекинул через седло и понесся в сопровождении своей ватаги к месту, назначенному для встречи с отрядом.
Соединившись, партизаны поскакали в главную квартиру. Мчались, не разбирая луговин и болот, припав к дымящимся конским шеям.
Бухнул выстрел… Тени метнулись к дороге…
– Стой! Стой! Кто такие?
– Свои! Отряд капитана Сеславина.
Робкими огоньками замаячила деревушка. Послышались голоса, ржание лошадей. У околицы расхаживали часовые. Это было село Аристово, в котором квартировал недавно прибывший сюда 6-й пехотный корпус генерала Дохтурова.
Сеславин ворвался в избу, где находился Дохтуров с офицерами. Доложил, что по приказанию Ермолова был в разведке и обнаружил неприятельскую армию на Боровской дороге. Всю армию полностью – с артиллерией, кавалерией, гвардией и обозом.
Дохтуров мерил его недоверчивым взглядом. В бытность адъютантом Барклая-де-Толли Сеславин не раз сталкивался по долгу службы с мужественным, рациональным генералом, но сейчас тот, по-видимому, его не узнал. Слышал только, как об очень удачливом командире «летучего» партизанского отряда. Дохтуров обладал характером замкнутым, уравновешенным, лишенным всякой неосновательности и бравады. Полагаясь на его хладнокровие и мужество, Кутузов во время Бородинского сражения послал Дохтурова на место смертельно раненного Багратиона. И Дохтуров с честью оправдал надежды главнокомандующего.
Нынче же он был направлен к Фоминскому, чтобы атаковать некую дивизию Бруссье, очень непонятно возникшую на этом направлении. Скорее всего, это явление представляло собой некий отвлекающий маневр. Но встретить здесь всю французскую армию и самого Наполеона… это представлялось невероятным. Что ж, выходит, Наполеон покинул сгоревшую Москву, и об этом никто еще ничего не знает?
Дохтуров несколько скептически относился к удальцам-партизанам. Признавая их полезность, он все-таки знал за ними склонность к излишнему молодечеству и рисовке. Особенно известны они еще и лихими стихами самого известного из них… Давыдова, кажется.
– Ваше превосходительство, пошлите к светлейшему! От одного часа промедления зависит участь отечества! – настаивал Сеславин, чувствуя закипавшее в душе бешенство.
Дохтуров понимал: если у Фоминского действительно оказалась вся французская армия, значит, Кутузов не оповещен о том, что Наполеон ушел из Москвы, и французы могут беспрепятственно двигаться через территорию, не затронутую нашествием. Это создаст положение крайне нежелательное и может быть чревато тяжелыми последствиями. И все-таки сомнения его не оставляли. Ох, уж этот пылкий, как юноша, капитан! Дохтуров никак не желал ему поверить. Что, он действительно видел всю французскую армию?.. Он рассмотрел там самого Наполеона?
– Если мое донесение является заблуждением, если оно фальшиво, прикажите меня расстрелять! – вскричал Сеславин (не забудем, что после яростного, опасного рейда к лагерю французов нервы его были крайне напряжены).
– Я не могу верить вам на слово. Мне нужны более основательные доказательства, – отрезал Дохтуров.
Круто повернувшись, Сеславин вышел из избы. Ночь была непроглядная, набухшая промозглой октябрьской сыростью. На биваке, за дворами, горели костры. Мелькали тени людей, рядом фыркали, хлюпали копытами в лужах лошади.
– Что кони? – спросил Сеславин своего казака.
– Бог милостив, отдышались.
Подавив в душе возмущение несправедливым, как он считал, недоверием генерала, Сеславин приказал привести пленных. Он не знал, что Дохтуров вышел из избы и раздумывал, не послать ли за начальником штаба Ермоловым, тоже прибывшим в Аристово.
Молодая крестьянка, в избе которой остановился Дохтуров с офицерами, зашла в горницу, чтобы похлопотать у печи. За ней, видя отсутствие начальства, пробрался вестовой Дохтурова Василий.
Вестовой подошел к хозяйке, пытаясь продолжить игривый разговор.
– И чего ты, Настасья, такая пужливая? Съем я тебя, что ль?
– Уйди, покуль я тебя ухватом не огрела! – ответила решительно статная краснощекая Настасья. – Что ты со мною играешь, как с девкой, когда я жена венчанная. Бесстыдник.
– Где ж твой муж-то, в солдатах? – заинтересовался лукавый Василий, ища тему для продолжения разговора. – Али в ополчении?
– Не в ополчении, а в отряде под командой его благородия Александра Самойлыча… Хвингера, кажись, говорят.
– Небось у Фигнера твой муж воюет. А давно дома-то не был?